На этой неделе, 10 июня, в Москве состоится концерт в поддержку Артемия Троицкого, ставшего фигурантом сразу нескольких дел, в том числе двух уголовных. За что преследуют музыкального критика?
Фемида — если это, конечно, она — решила посчитаться с Троицким за все сразу: на него заведено несколько судебных дел. Бывший участник "Агаты Кристи" Вадим Самойлов счел оскорбительной фразу критика "дрессированный пудель Суркова" (первый заместитель главы администрации президента РФ Владислав Сурков.— "О") и предъявил иск о защите чести и достоинства, а также уголовный иск по ч. 2 ст. 130 УК РФ (оскорбление, содержащееся в публичном выступлении). Еще одно уголовное дело возбуждено по заявлению экс-майора ГИБДД Николая Хованского. Поводом стало выступление критика на концерте группы ДДТ, где он назвал майора одним из победителей антипремии "Дорогу колесницам" за участие в расследовании ДТП на Ленинском проспекте.
Музыкальная общественность усматривает в этой череде обвинений попытку борьбы с инакомыслием: на 10 июня в Москве намечен концерт в защиту Троицкого — с участием Василия Шумова, Юрия Шевчука, Олега Нестерова, Васи Обломова, групп "Барто", "отЗвуки Му" и другие. Однако ранее запланированная площадка — ЦДХ — уже отказалась принимать гостей: концерт обещают провести в другом зале. "Огонек" отправился к Артемию Троицкому, чтобы выяснить, за что все так на него разобиделись.
— Оба инцидента произошли довольно давно. Почему, как вам кажется, оскорбленные подали в суд только спустя несколько месяцев?
— Они уже пострадали от этой истории гораздо больше, чем я. Имя Самойлова теперь будет крепко ассоциироваться со словом "пудель". И, видит бог, не я в этом виноват, а он сам — потому что одно дело, когда люди услышали это на скромном телеканале и забыли через две минуты. А другое — когда это обсуждается даже на кухнях. Аналогично и с Хованским: в связи с ним уже кочует по интернету давно забытое слово "хованщина". Зачем все это было нужно самим обиженным, мне совершенно не понятно. Самое естественное объяснение — что не они сами являются моторчиками этих процессов. И что это притянутая за уши и отрежиссированная история. Не может считаться оскорблением фраза "экс-милиционер Хованский получил приз в номинации "Дорогу колесницам"". Равно как и выражение "дрессированный пудель Суркова", при всей его ироничности и метафоричности, не может быть квалифицировано как то, что описано в 130-й статье УК. Где тут "грубая форма"? Как мне кажется, это попытка дать сигнал журналистам и публичным людям, что язык нужно держать за зубами и не вякать. Что ирония и всяческие веселые аналогии в отношении власти неуместны.
— Вы предлагали обоим истцам мировую?
— В завершение первого, кстати, проигранного мною в суде первой инстанции гражданского иска по ДТП на Гагарина даже мои оппоненты, свидетели и эксперты, невольно работали в мою пользу — давая правдивые ответы, или не давая ответов по существу. Это было до такой степени заметно, что уже в прениях, глядя на несчастного визави Хованского, я предложил ему мировую. Я сказал, что готов принести ему извинения и пожать руку. При условии, что он извинится перед отцом погибшей Ольги Александриной и скажет, что раскаивается в том, что без суда и следствия объявил ее виновницей двух смертей. Он отказался. Мне кажется потому, что знал все заранее. Решение судьи составлено так, как будто не было никаких свидетелей, экспертов, аргументов, ничего. Оно слово в слово совпадает с тем, что было в исковом обвинительном заявлении.
— Что юристы говорят о перспективах дел?
— Если бы суды у нас происходили не в зазеркалье, о перспективе можно было бы говорить уверенно. Как минимум отзыв всех исков и заявлений по "дрессированному пуделю", которые абсолютно смехотворны, и отзыв уголовного иска по ДТП на площади Гагарина — потому что обычно человека не привлекают к ответственности два раза за одно и то же. По-хорошему, должно было остаться одно гражданское дело по иску Хованского. Полагаю, что в конечном итоге это дело будет мной выиграно, равно как и остальные три. К сожалению, в силу общей сюрреалистичности происходящего итог непредсказуем. Юристы говорят, что на уровне Европейского суда в Страсбурге все эти дела решаются в одни ворота в мою пользу. Но мне бы очень не хотелось, чтобы дело дошло до Страсбурга. Не только потому, что на это уйдет дикое количество времени и нервов, но и потому, что я хочу, чтобы справедливость торжествовала на моей родине.
— Власть, если это она, прежде чем перейти к преследованию, имеет привычку предупреждать. Вас предупреждали?
— Меня не о чем предупреждать. На мой взгляд, я прямой политикой не занимаюсь. Не являюсь действующим политическим активистом. Не примыкаю категорически ни к одному из имеющихся у нас политических движений, будь то оппозиционные, парламентские или провластные. Не имею никакого отношения к бизнесу. Человек я небогатый и начисто лишенный предпринимательских талантов. Поэтому нападать на меня с теми же мотивациями, что на Ходорковского или Чичваркина, смысла не имеет. На мой взгляд, адекватным отношением ко мне власти было то, которое существовало до сих пор. А именно игнорирование. Я прекрасно знаю, что будь я у властей в почете, то мне выдали бы какой-нибудь орден энной степени к 50-летию, приглашали бы регулярно на кремлевские мероприятия, звали бы проводить корпоративные загулы за большие деньги. Никогда ничего этого не было, и слава богу! Дискутировал же я с властями исключительно по-журналистски. То есть, это могло быть хлестко и резко, но любые критичные слова в адрес наших хапуг-начальничков — ничто по сравнению с тем, скажем, что делает Алексей Навальный, который берет на мушку их единственный реальный интерес — деньги... Но когда я почувствовал массированность атаки на меня, никакой паники не было. Чувствую я себя прекрасно, в каком-то смысле даже лучше, чем раньше, потому что меня невероятно вдохновили и как-то согрели все те проявления солидарности, которые я ощущаю на самых разных уровнях. Если раньше ко мне на улице подходили незнакомые девушки или юноши и просили с ними сфотографироваться, то теперь они показывают мне "знак победы" или сжатый кулак и говорят: "Но пасаран", "Мы с вами" и т. д. Это люди, которые явно не являются музыкальными фанатами. Я уже не говорю о том, что происходит в интернете, о всевозможных актах журналистской солидарности. Это очень приятно. И, как мне кажется, абсолютно закономерно. Не потому, что я такой хороший. Я выбран в качестве объекта, может быть даже случайно. Это атака не столько на меня, сколько на право высказывать критическое мнение в отношении существующей системы. Интегральными частями которой можно считать и обслуживающих элиту гаишников, и артистов, работающих по принципу "чего изволите".
— "Не лезть в политику" — это вечная фобия власти. Парадокс в том, что, чем бы ты ни занялся, любым общественным или даже культурным делом, в России это неизбежно превращается в политику.
— Разумеется, это старая история. В 1960-70-е годы я и мои друзья, те же рокеры, включая Андрея Макаревича, ныне обласканного, были ребятами довольно аполитичными. То есть наша увлеченность политикой была на уровне, условно говоря, песен Александра Галича и Владимира Высоцкого. С диссидентским движением никто из музыкантов и из тогдашней подпольной богемы реально связан не был. Мы скорее дружили с бандитами, валютчиками, цеховиками, контрабандистами и т. д. Фарцовщиками были мы сами. Но диссидентами — не были. Тем не менее одно то, что мы слушали, а некоторые, самые талантливые, сами играли "вредную" музыку, уже считалось политическим актом. Удивительно, что наша страна за это время совершила определенную эволюцию и многие вещи, номинально по крайней мере, изменились: нет ни КПСС, ни КГБ, ни Главлита,— но страх и ненависть к самостоятельным и непокорным у номенклатуры остались теми же.
— Если вы это знали, то должны были осознавать последствия своих слов...
— Ты знаешь, Андрей, я все в жизни делаю абсолютно... ну, если я скажу "смело и бесстрашно", это будет звучать как хвастовство, но абсолютно легко и не особенно задумываюсь о последствиях. Моя супруга не даст соврать: я человек патологически беспечный. Как герой из фильма про высокого блондина в черном ботинке. То есть, я вообще мало отдаю себе отчет в том, какие страшные интриги вокруг меня творятся.
— В письме Шумова в вашу защиту есть фраза о "переходе музыкального в гражданское". Ощущаете переход?
— Поп-музыка — массовый жанр, и, естественно, политическая и социальная жизнь имеет на нее влияние. Бывают периоды, когда гражданское начало в поп-музыке дремлет. Так это было на протяжении всех 1990-х и 2000-х. Бывает, что это начало, напротив, начинает фонтанировать — как в 1980-е годы и отчасти сегодня. На стыке музыки и политики за этот и прошлый год у нас произошло больше, чем за предыдущие 20 лет вместе взятые. Это и бодание Шевчука с системой, и Нойза МС, и группы "Барто", и многочисленные аресты, клипы, митинги, интернет-проекты и доктор Лиза, как многие ее называют, и т. д. Очевидно, что наши охранители прозевали момент народного возмущения и не вовремя провели инструктаж. Они всполошились после "оранжевой" революции и вызвали на ковер всех рокеров...
— Имеется в виду встреча рок-музыкантов с Владиславом Сурковым в 2005 году?
— Да. На самом деле надо было суетиться гораздо позже. В любом случае, сейчас происходят интересные вещи. И мне, кстати, очень нравится так называемая преемственность поколений. Я не люблю все вот эти журналистско-пропагандистские штампы, но в данном случае без них не обойтись. Потому что я вижу, что, с одной стороны, активизировались не успокоившиеся люди из 1980-х годов — Шевчук, Шумов, Борзыкин. Не сомневаюсь, что к ним могут присоединиться и другие — тот же Дима Ревякин и, может быть, даже Бутусов. У меня есть ощущение, что что-то такое может случиться. А с другой стороны, выросло новое сердитое поколение, среди которых уже имеются свои лидеры. Я имею в виду и группу "Люмен", и Нойза МС, и "Барто", и Леху Никонова с "Последними танками в Париже", и Арсения К и многих других. Меня радует, что речь не только о роке. Потому что по старинке принято в протестных настроениях подозревать только рокеров, но в данном случае мы видим, что не менее, а то и более активны представители рэпа и даже поп-музыканты. Тот же Вася Обломов — скорее поп-музыка. Вот поэтому слова Шумова справедливы — о том, что гражданские чувства и музыкальное вдохновение неотделимы.
— Но все же, каковы настроения в рок-среде, которая обычно является индикатором перемен в стране?
— Если говорить о самом общем настроении, то оно примерно одинаковое у всех: никому не нравится то, что сейчас в России происходит. Всем по-разному противно, все видят ложь. Впрочем, для этого не обязательно быть рокером. Другое дело, что из этого общего чувства — назовем его красивым словом "фрустрация" — выводы делаются разные. В рокерской среде эти выводы примерно такие же, как и вообще в молодежной. Реакций две: протестная или эскапистская. Либо музыкант протестует, либо он прилагает все усилия, чтобы — посредством интернета, личных знакомств, чего угодно — попытаться сделать карьеру вне России. Я думаю, это вообще доминирующий тренд среди молодых профессионалов в нашей стране. Тенденция убийственная — это означает, что все будущее из России просто сваливает.
— После Беслана в среде интеллигенции был такой распространенный вопрос: почему молчит Солженицын? Перефразируя, хочу спросить: почему молчит Земфира или почему Гребенщиков высказывается в том смысле, что "России не нужна демократия, России нужен царь"?..
— Ну, ситуация с Гребенщиковым очень напоминает другую — с таким же талантливым, но гораздо более молодым человеком Сергеем Шнуровым. Они оба — рабы собственного лукавства. Это умные ребята, профессионально болтливые, очень искушенные и хитроумные гуманитарии, которые любят такую лукавую диалектику по принципу и нашим, и вашим. Боря облекает это обычно в форму восточного эзотерического словоблудия, Шнуров — в форму русского матерного. Я не хочу их судить, поскольку искреннее убеждение любого человека (но именно искреннее!) — за исключением каких-то совсем уже одиозных типа сталинизма и фашизма — для меня не является чем-то подсудным. Я в последнее время часто повторяю фразу Чехова: "Кто искренен, тот и прав", и я не думаю, что они говорят или делают что-то из корыстных побуждений. Что до Земфиры, то тут я вообще ничего не могу сказать. Женщина она и в человеческом, и в социополитическом плане абсолютно невнятная. Я думаю, что таким артистам, как Земфира, проще всего говорить дежурную фразу типа: "Слушайте мои песни — в них все есть!" На самом деле, слушая ее песни, что-то там найти можно, но очень многого там не отыщешь днем с огнем. Почему она молчит — это вопрос не ко мне, а к ней самой. Не могу исключить, что причина молчания или прямого лукавства отдельных рок-артистов, не говоря уже о попсе, в их несомненной экономической зависимости от государства. А также во влиянии на них отдельных представителей этого государства.
— Как вы думаете, перед выборами с музыкантами будут перезаключать негласный пакт о ненападении?
— Я думаю, перед выборами для наших артистов начнется хлебная страда. Они поедут на чес в виде агитационных митингов — как федерального, так и губернского уровня. Думаю, многие из них будут иметь эксклюзивные контракты с какими-то партиями или политиками, многие будут агитировать сегодня за "Справедливую", завтра — за "Единую", послезавтра — за "Нерушимую", через три дня — за "Любимую" и т. д.
— Что вы скажете о Шевчуке? По своим убеждениям он вовсе не является либералом, тем не менее стал одним из символов свободомыслия в России...
— Его позиция не описывается в политических терминах, поскольку Шевчук в первую очередь честный человек и поэт. И я думаю, что ключевыми для Шевчука являются слова "свобода" и "справедливость". При этом он действительно не является либералом, поскольку понятие справедливости с либерализмом, мягко говоря, не очень сочетается. Точно так же он не является державником и держимордой, поскольку с этим никак не совпадает представление о свободе. Я думаю, что протест Шевчука вдохновлен и обусловлен в первую очередь тем неуважением к народу, несоблюдением его прав и свобод, которые он повсеместно наблюдает. И это ясно каждому, в том числе и тем, кто власть поддерживает. Но это уже вопрос человеческой мотивации и жизненной позиции.