15 февраля в Московском центральном выставочном зале "Манеж" открывается выставка американского фотографа Энтони Сво. У нее длинное название, подходящее скорее кандидатской диссертации: "Без стены. Страны Восточной Европы в переходный период. 1989-1999". Но выставка исключительно нескучная, хотя автор в этом и не виноват.
На выставке собраны фотографии, которые Сво начал делать 10 лет назад в бывших странах восточного блока — в СССР, а потом отдельно в России, Грузии, Таджикистане, в Болгарии, Румынии, Польше, Чехии, Албании и Сербии.
Фото демонстрируют нищету пенсионеров, развращенность девушек и женщин, озверение мужчин и юношей, гнусный оскал нуворишей. Они живописуют техногенные и экологические катастрофы, межнациональные конфликты, локальные войны. Пока одни жируют, другие пухнут с голоду. Пока одни бросают фишки на зеленое сукно, другие ищут родственников в расстрельном рву или вытаскивают тела убитых из под огня.
Словом, снимки эти вполне подошли бы какой-нибудь духовной оппозиции в качестве обвинительного заключения против банды Ельцина--Горбачева.
В приличную российскую газету или в приличный журнал теперь такого Сво и на порог бы не пустили. Интерес к "чернухе" прошел уж лет пять как, и персонажи многих фотографий выглядят пришельцами из прошлого. Такими они, собственно, и являются — свои снимки Энтони Сво делал для журналов десятилетней давности. Другое дело, что образ Востока в западной прессе не так уж и изменился. Внешний взгляд на Россию сегодня столь же пессимистичен, как наш внутренний образца 90-х. Сюжеты и информационные поводы повторяются, одна Чечня сменить другую спешит, ну и так далее.
Конечно, можно пользоваться выставкой Сво в качестве полного собрания всех мыслимых посттоталитарных сюжетов. Всех сюжетных штампов. Жертвы коммунистической идеологии есть, жертвы финансовых пирамид есть, жертвы криминальных разборок тоже. Как будто бы перед нами не частное видение одного отдельного американца, а солидный коллективный сборник десятка фотографов из коммерсантовского агентства "Примус".
Так будут рассуждать многие, вот увидите. Но если не поддаваться раздражению и не концентрироваться на утомительных социальных посланиях, которыми перегружена выставка Сво, можно увидеть в ней нечто совсем иное.
Нельзя забывать, что перед нами предстает Восточная Европа, увиденная пришельцем не то чтобы с Запада, а вовсе с другого континента. Это взгляд глубоко постороннего. Такой взгляд, с одной стороны, примитивен (что они понимают?), с другой — достаточно сложен (что мы понимаем в том, как они понимают?). Мы вроде бы лучше разбираемся в том, в чем живем сами, и попытки иностранца проникнуть в тайны нашей жизни кажутся нам наивными. Но зато иностранец имеет право на такую запредельную голубоглазую наивность, которая нам совершенно недоступна.
Сво искренен. Это возводит его наивность в ранг художественного приема. Сво снимает то, что поражает его самого. Многие его открытия для нас — рутина, но одно то, что Сво выделяет эти темы и сюжеты, отводит им столь важное место на своей итоговой выставке, показывает, что на посторонний взгляд эти привычные куски нашей жизни кажутся не просто занимательными, но и очень значительными. Наш фантастически странный быт, наши уморительные обычаи, наши смехотворные и ужасные герои раскрывают свою сущность только в его пересказе.
В работах Сво экзистенциальный ужас российской повседневности вновь обнаруживает себя, взрывая выработанную нами привычку этого ужаса не замечать. Защитная реакция совершенно понятна. Но она мешает видеть, как остро приправлено время, в котором мы живем. Вытеснив страх и удивление из нашего сознания, мы, оказывается, многое потеряли в ощущении жизни вокруг и себя в этой жизни.
Энтони Сво не зря выносит в название выставки стену. Разумеется, Берлинскую, и, понятно, как символ. Стена — напоминание о полярном, разделенном мире, где невозможность пересечения стены рождала не только вражду, но и зависть.
Советские интеллигенты неровно дышали к западному обществу с его открытыми возможностями, с его легкостью и сытностью, с его путешествиями, индивидуализмом, прекрасным сексом и желанным насилием. Западные интеллектуалы завидовали духовности, коллективизму, религиозному и социальному идеализму. Запад был Западом, а Восток — Востоком, и сойтись вместе им мешала как раз стена.
Ее падение справедливо считается одним из величайших событий прошлого века. Но не только потому, что свобода победила несвободу, а потому, что Восток и Запад смешались, чистота идеала была смазана с той и с другой стороны. Взаимные иллюзии рассеялись, и восточное общество потребления счастливым бесстыдством превзошло западное.
В работах Энтони Сво легко почувствовать горечь от крушения идеала. Жизнь за стеной обнаружилась почти такой же, только грязнее, беднее и злобнее. Но это лишь одна сторона его восприятия. Другая состоит в том, что на развалинах восточных империй появилось нечто страшное и интересное. Там жизнь кипит и пенится. Там происходит черт знает что. Там не уважают человеческую жизнь, там не действуют законы, там нет ни стыда, ни раскаяния, ни смысла. В работах Сво удивительно ощутим его восторг перед этой страшной жизнью. В государственном распаде он видит не поучительные картинки, а эстетический феномен. Опыт, который лишь чудом посчастливилось пережить ему и который нам всем дается щедрой рукой и даром.
АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ
Иностранец имеет право на такую запредельную голубоглазую наивность, которая нам недоступна
Наш фантастический быт, наши уморительные обычаи раскрывают свою сущность только в пересказе Сво