Гастроли театр
В рамках фестиваля "Черешневый лес" прошли московские показы "Вариаций Джакомо", сделанного австрийцем Михаэлем Штурмингером спектакля, в котором Джон Малкович играет Джакомо Казанову, а Ингеборга Дапкунайте — сразу нескольких его женщин. Действо, в котором драматическая игра перемежается с музыкальными номерами из опер Моцарта, посмотрел на сцене театра "Новая опера" СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Присутствию в спектакле оперной музыки на самом деле удивляться не приходится. Режиссер и драматург Михаэль Штурмингер — не просто завзятый меломан, но и человек, сам не чуждый музыкальному театру. Он сотрудничал, в частности, с Чечилией Бартоли, сняв с ее участием документальный фильм о легендарной примадонне романтической эпохи Марии Малибран, да и в амплуа оперного режиссера тоже себя пробовал: чтобы далеко не ходить, достаточно вспомнить моцартовского "Идоменея", поставленного им в Мариинском театре.
Собственно, и сотрудничество автора спектакля с Джоном Малковичем тоже вот уже второй раз оказывается отмеченным некоторой околомузыкальной идеей. Первый спектакль с участием Малковича, "Адская комедия" (которую в прошлом году показывали в Петербурге), действовал в этом смысле совсем уж искусственно. Там был сценарий в том смысле, что жертвы современного серийного убийцы вплетали в его монолог раритетные арии из опер от барокко до раннего романтизма. С "Вариациями Джакомо" идея как будто бы попрозрачнее. Казанова и Моцарт, понятно, современники, но дело еще и в том, что музыкальные номера для спектакля заимствованы именно из тех трех опер ("Свадьба Фигаро", "Дон Жуан" и "Так поступают все женщины"), которые Моцарт написал на либретто Лоренцо да Понте. А тот, в свою очередь, был натурой вполне сродни Казанове, тоже авантюрист, тоже развратник, тоже со скандально неудавшейся церковной карьерой и так далее.
Престарелый Казанова, все еще бойкий по дамской части, прозябает в богемском замке Дукс и сочиняет мемуары: это завязка. Затем в замок приезжает некая Графиня, которая вроде бы озабочена публикацией мемуаров Казановы, но оборачивается одной из его прошлых жертв,— и начинается череда флешбэков. Драматург добросовестно пропахал написанную главным героем "Историю моей жизни", набрав оттуда по одному ему ведомым критериям смешные, фривольные и драматические эпизоды, но соединил их довольно механически и сумбурно, так что без знания первоисточника и не разберешь, кто такая Генриетта, кто такая Шарпийон, где разыгрывается дуэль с Браницким и так далее. Особенно если учитывать, что играют одни и те же: Джона Малковича и его партнершу в вокальных эпизодах дублировали баритон Андрей Бондаренко и сопрано Софи Клуссман.
Музыкальная сторона "Вариаций Джакомо", если на то пошло, была сама по себе хороша, хотя это больше относится к дирижерской работе Мартина Хазельбека и к ладному красивому звуку музыкантов-барочников оркестра Wiener Akademie. Но с чисто музыкальными критериями тут подходить все равно сложно, это не концерт и не оперный спектакль, и нередко артисты буквально менялись ролями. Обмен, ясно, не взаимовыгодный. Скажем, Софи Клуссман по качеству актерской игры даже и не очень-то терялась на фоне Ингеборги Дапкунайте, но те моменты, когда оба актера пели вместе с вокалистами в ансамблях, можно расценивать только юмористически, пускай даже слух у Джона Малковича, как выяснилось, есть.
В общем, некоторое ощущение забавной необязательной безделицы в "Вариациях Джакомо" заметно вопреки тому, что спектакль вроде бы собирается говорить о серьезных вещах. Заметно в банальных приемах — Джон Малкович в самом начале падает на пол в как бы натуральных конвульсиях, госпожа Дапкунайте как бы растерянно вскрикивает: "Джон?.. Мартин?..", на сцену выбегают санитары. Заметно и в том, как подверстаны музыкальные номера к сцендействию: ансамбль из "Свадьбы Фигаро" с участием Керубино переходит в эпизод с певицей Терезой, притворявшейся кастратом, марш оттуда же дополняет празднество в замке Дукс, сцена свадьбы из "Cosi fan tutte" иллюстрирует матримониальные намерения Казановы, очередные лживые увещания соблазнителя сопровождаются сходной сценой с донной Эльвирой из "Дон Жуана". Иными словами, все довольно буквально, а ведь в самих либретто да Понте, если на то пошло, есть зацепки и для куда менее поверхностных решений.
Ремесленную по своим достоинствам пьесу спасают два обстоятельства. Первое — это работа художников-постановщиков (Ренате Мартин и Андреас Донхаузер). Они выставили на сцене три гигантских женских платья с фижмами, под юбками которых скрываются альковы: в одном, уж конечно, постель, в другом кабинет, в третьем будуар. Экономно, но эффектно и не пошло, учитывая визуальное попадание всех этих нагроможденных драпировок в стилистику галантного века.
А обстоятельство второе и главное — это, разумеется, Джон Малкович. В основном его Казанова, быть может, слишком головной, и он этим действительно похож на постаревшего Вальмона из "Опасных связей", одну из известнейших ролей актера. Но вот в финале режиссер заставляет его, расхристанного, без парика, в виде явно предсмертного номера напевать надтреснутым голосом серенаду Дон Жуана — и вроде бы все понятно, соблазнитель, который всю жизнь искал некий идеал и не нашел; мало кто из тех, кто писал о Казанове, устоял перед соблазном такого мелодраматического прочтения. Однако у Джона Малковича, вопреки и трудной документальной фактуре, и ходульным замыслам автора, получается достаточно объемный и сильный образ, чтобы вынести исключительно на себе три часа действия, которое в противном случае выглядело бы капустником с претензиями.