Месть предержащий

Чеховский фестиваль открылся "Бурей" Шекспира

Фестиваль театр

Десятый международный театральный фестиваль имени Чехова, проходящий при поддержке Министерства культуры России, правительства Москвы и Райффайзенбанка, открылся собственной продукцией фестиваля, шекспировской "Бурей" в постановке любимого Москвой английского режиссера Деклана Доннеллана. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Пути, которые ведут от замысла к премьере, в театре неисповедимы. Иногда бывает и так: рождается у режиссера мысль, как можно по-новому показать какого-то известного героя классической пьесы (или несколько героев), овладевает постановщиком — и весь спектакль словно подтягивается потом к этому персонажу. Спектакль "Буря" своим рождением почти наверняка обязан тому моменту, когда режиссер Деклан Доннеллан решил, что центрального персонажа последней пьесы Шекспира, изгнанника и волшебника Просперо, следует играть вовсе не так, как негласно предписывает традиция.

Свергнутый некогда с престола коварным братом и сосланный с дочерью на остров, населенный не вполне реальными существами, Просперо в интерпретациях "Бури" чаще всего предстает всезнающим чародеем, прочитавшим тысячи книг и познавшим глубинные тайны природы. Пьеса Шекспира дает простор для полета фантазии, потому что колдун и мудрец Просперо научился повелевать земными стихиями. Он видит людей насквозь, и прежде чем в финале навсегда отказаться от собственного волшебства — что часто и обоснованно трактуется как прощание героя со своей жизнью и с этим миром,— преподает урок своим обидчикам.

Деклан Доннеллан решил, что шекспировский Просперо — никакой не мудрец и не волшебник, а очень недобрый, навсегда обиженный человек, все мысли которого заняты жаждой мести. Жизнь его прошла в лишениях: на сцене нет и намека на романтическую пещеру — художник Ник Ормерод огородил игровую площадку трехстворчатой высокой сероватой стеной. И никаких книг у Просперо нет, и порядки на своем острове он завел вовсе не волшебные. Бестелесные духи предстают здесь похожими друг на друга молодыми людьми в черных костюмах, каким-то сомнительным воинством, которое может поработать оркестром, но может — и тюремной охраной. Когда обидчики Просперо оказываются у него во владениях, а сам он вместе с помощниками глядит на долгожданных гостей из-за кромки стены, точно со сторожевой вышки, становится не по себе: а не какого-нибудь нашего железобетонного сталиниста, до сих пор мечтающего о "порядке", имел в виду английский гость?

Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ

Представления о прекрасном, кстати, у доннеллановского Просперо вполне сталинские: свадьбу дочери он устраивает в традициях советского праздника урожая — с дородными тетками, дарами полей и танцевальной массовкой с серпами в руках. Впрочем, Игорь Ясулович играет Просперо отлично, столь же отчетливо, сколь и осторожно, не давая превратить героя в неприятную карикатуру, даже если и были такие намерения у режиссера. В "Буре", конечно, узнается стиль Доннеллана — он дает актерам много воздуха, он играет их интонациями, он старается элегантно скользить по пьесе, подмечая слабости и тайные страсти героев. Он словно щадит зрителя, в то же время не забывая, что жизнь не щадит никого.

Но все-таки кажется, что по-настоящему Доннеллану никто, кроме Просперо, в "Буре" не интересен. Когда Игоря Ясуловича на сцене нет, спектакль катится словно по инерции, местами становясь выхолощенным и скучным. Сказанное не означает, что актерам нечем занять себя и зрителей. Они все время в движении, и многие с позволения режиссера успевают привлечь внимание зрителя тем или иным занятным этюдом — так, Александр Леньков с забавной истовостью произносит монолог Гонзало о переустройстве государства, а Илья Ильин, вернее, Тринкуло, смешно спасается от преследования воды, которая здесь повсюду: только убежит от струек, как его окатят потоком из ведра. Режиссер не только поощряет инициативу актеров, но и придумывает им дополнительные вариации, иногда опасно удаляясь от законов хорошего вкуса,— как в сцене, где Стефано и тот же Тринкуло попадают в модный бутик и буквально сходят с ума от дармовых шмоток и аксессуаров. Чтобы обличить нашу сегодняшнюю страсть к консумации, не обязательно задействовать Шекспира.

Впрочем, в финале Доннеллан все-таки ловит щемящую ноту — одну из тех, за знание секретов которых мы его и ценим. На первый план выходит мотив расставания: ведь как бы ни была привязана к отцу и острову Миранда (Анна Халилулина), она решительно уезжает отсюда с женихом в другую, красивую жизнь. А Просперо растерян и жалок, потому что понял невозможность мести, то есть испытал крах мечты, какой бы сомнительной она ни была. Со старомодным чемоданом в руке готовится он отплыть в страну своей молодости, где время ушло далеко вперед и где теперь счастливы другие. Но можно не сомневаться, что там ему нет места и что он вернется сюда, к нелепому, крикливому рабу Калибану (Александр Феклистов) и преданному духу Ариэлю (Андрей Кузичев). Втроем застывают они на авансцене в финале, И адресованная залу просьба о снисхождении звучит не столько данью старой традиции комедиантов, сколько напоминанием о том, что "наша маленькая жизнь" соткана из заблуждений и разочарований.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...