18 мая на фестивале писателей в Сиднее был объявлен лауреат Интернациональной Букеровской премии (The Man Booker International Prize), вручаемой раз в два года писателям, пишущим по-английски или переведенным на этот язык. Труды нынешнего лауреата на английский переводить не пришлось — им стал американец Филип Рот, автор знаменитого "Случая Портного". Комментирует АННА НАРИНСКАЯ.
Премия литература
Чествование 78-летнего писателя не обошлось без скандала — из жюри в знак протеста демонстративно вышла британская издательница-феминистка Кармен Калил, заявив: "Я вообще не считаю его за писателя... Разве через двадцать лет кто-нибудь будет его читать?"
Презрительная формулировка госпожи Калил, вполне в стилистике не считаемого ею писателем автора, почти дословно повторяет одно из его самых цитируемых последнее время изречений: "Сегодня каждый день умирает читатель, а новый — тот, кто займет его место,— не рождается". Рот не хоронит, конечно, всех читателей на свете, а именно своих читателей — читателей настоящих американских романов, таких романов, в которых портрет человеческого "я" предъявлен в мельчайших деталях, в которых самокопание превращается в искусство.
Это действительно выглядит старомодно. Книги Рота не предлагают никакого фокуса, никакого "а оказывается": даже его попытки альтернативной истории, вроде описания фашизированной Америки, в которой президентом в 1940 году стал не Рузвельт, а известный своими изоляционистскими идеями авиатор Линдберг ("Заговор против Америки", 2004), воспринимаются как солидный и многословный реализм, а не остроумный конструкт. И если задаться целью свести причины нелюбви к Роту к совсем чему-то простому, то можно сказать так: он пишет про людей, их переживания и мысли, что сегодня почти полностью переведено в разряд беллетристики, а читать его не то чтобы очень легко.
К этим внутрилитературным претензиям можно добавить еще одну, к искусству отношения не имеющую, но не менее действенную — особенно в последнее время.
Филип Рот имеет репутацию еврейского писателя. И в общем-то заслуженно: он еврей и пишет про евреев. Сам Филип Рот не раз пытался откреститься от этого ярлыка ("Я в точности знаю, что это такое — быть евреем,— сказал он в одном интервью.— Так вот, быть евреем — совсем неинтересно. Я — американец. В первую очередь"). И если захотеть прочитать тексты Рота в соответствии с этим его высказыванием (и если вообще захотеть прочитать их не поверхностно), то действительно выходит, что "еврейство" у него куда больше психологическая модель, чем этнографическая реалия. "Быть евреем" по Роту — значит быть чужаком, спрятанным от жизни в вате обособленного еврейского существования с веками отработанной градацией того, как должно быть, а как не должно. И в этом смысле главная тема этого писателя — это столкновение с жизнью вообще, выход из окукленного "местечкового" существования в реальность, которая и есть Америка.
Но буквальная реальность текстов Рота и особенности героев — начиная с узнаваемых имен (alter ego автора во многих его романах зовут Натан Цукерман) и заканчивая специфическими отношениями с родителями и не менее специфическим самоуничижительно-восторженным отношением к себе — слишком наглядно противоречат таким стоящим труда толкованиям.
Так что воспринимаемые многими как "герметичные еврейские истории" эти книги могут ощущаться нежеланными в контексте стойко меняющегося в последнее десятилетие — особенно в Западной Европе — отношения к евреям. На поверхности это выражается во все возрастающем в приличном обществе неприятии израильской политики на Ближнем Востоке и даже Израиля как страны и в столь же возрастающих пропалестинских настроениях. Но какие бы политические аргументы тут ни использовались, даже разделяющие в принципе такое направление мыслей британские газеты левого крыла называют этот тренд "новым антисемитизмом". И хоть откровенные антисемитские взгляды, а уж тем более выражение толерантности по отношению к нацистским идеям остаются наказуемыми (взять хоть изгнание Ларса фон Триера с Каннского фестиваля - см. материал на этой стр.), участившиеся случаи прилюдного выражения таких взглядов выглядят вполне как тенденция.
В итоге выходит, что Филип Рот сегодня оказывается "непроходным" по множеству параметров — слишком человеческий, слишком подробно реалистический, слишком еврейский. На это соображение, конечно, можно возразить, что Интернациональную Букеровскую премию ему как раз дали. Но "случай Рота", кажется, заключается в том, что неприятие и даже раздражение по его поводу не менее симптоматично, чем награждение.