"Мы хотим сделать людей больными"

Режиссеры Жан-Пьер и Люк Дарденны рассказали «Огоньку» в Канне о своем кино и его героях

На кинофестивале в Канне показали картину братьев Дарденн "Мальчик с велосипедом". "Огонек" побеседовал с режиссерами о кризисе кино и политики

— Ваш фильм рассказывает о ребенке, которого отец отдает в интернат. Что послужило мотивом для истории?

Люк Дарденн: В 2002 году мы путешествовали по Японии, где услышали историю про мальчишку, которого бросил отец. Ребенок не верил в свою участь. Каждый вечер он поднимался на крышу дома и ждал своего отца. В то же время мы работали над сценарием, который рассказывал о враче по имени Саманта. Мы сделали ее спасительницей мальчика, но заменили ей профессию на более нейтральную: она стала парикмахером.

— А как проходил отбор на роль мальчика?

Люк: Сначала мы хотели просмотреть 150 мальчишек, но остановились уже на пятом кандидате. Мы попросили сыграть его первую по сценарию сцену, в которой мальчик пытается дозвониться до отца. Тома поразил нас своей серьезностью, сосредоточенностью, которая и была необходима для роли брошенного ребенка. Думаю, что повышенная концентрация выработалась у него от карате, которым он увлекается.

— Велосипед — связующее звено в вашем фильме: мальчик его теряет, потом вновь обретает...

Жан-Пьер: Велосипед — атрибут символический. Для мальчика он объект любви и ненависти: любви — потому что его покупал отец, ненависти — потому что отец бросает сына и продает его велосипед. Саманта — незнакомая мальчику женщина, которую он случайно встречает в кабинете врача; она выкупает для мальчика велосипед. В этих отношениях велосипед вновь приобретает статус особого объекта. Мальчишка показывает Саманте трюки на велосипеде, как бы заигрывая с ней. Велосипед становится первым шагом к их любви.

Жан-Пьер: Любовь универсальна, она не ограничивается лишь отношениями между мужчиной и женщиной, а также между мужчиной и мужчиной, женщиной и женщиной или человеком и животным. Любовь к ребенку — одно из самых проникновенных и благородных чувств на свете.

— В ваших фильмах камера всегда субъективна; это способно оттолкнуть неподготовленного зрителя.

Жан-Пьер: Мы любим подвижную и нервную камеру. Однажды журналист спросил нас, чего мы хотим этим добиться. Мы ответили: хотим сделать людей больными. Нам рассказывают, что во время сеансов наших фильмов некоторым из зрителей становиться плохо. Мы рекомендуем им не сидеть очень близко к экрану.

— Ваши герои остаются большей частью безмолвными.

Люк: Диалоги — роскошь буржуазии, наши герои живут на задворках общества. Они малообразованны и заняты лишь собственным выживанием. У них нет возможности рефлектировать свои поступки, выражать чувства, а тем более о них говорить.

Жан-Пьер: С другой стороны, у таких людей особенно развита мимика. Они мало говорят, но выражают себя чаще через взгляд, настроение, жест. Для нас это и является смыслом кинематографа. Для актеров, часто воспитанных на искусстве диалога и драматического жеста, сложнее играть "тишину". Мы просим их реагировать на ситуацию как можно нейтральнее. Зрителю же при этом предоставляется возможность интерпретации. Вообще чем меньше зритель получает информации от фильма, тем больше у него развивается тенденция к его обдумыванию, а значит, к активному участию.

— Как вам удается снова и снова показывать фиктивный реализм на экране?

Люк: Именно на фиктивном вы можете сделать акцент. Наш реализм имеет мало общего с реальной действительностью. Возьмем хотя бы наш стиль работы. Прежде чем отснять сцены, мы долго и много репетируем с актерами. А разве можно репетировать реальность? Некоторые режиссеры часто говорят, что предоставляют своих актерам полную свободу, что те охотно импровизируют у них на съемочной площадке. Фильмы оказываются при этом сложными инсценировками. В нашей реальности продуманно и взвешенно каждое слово, каждый взгляд. Так что судите сами, что вы называете реальностью, а что вымыслом.

— Но и вымыслом ваши фильмы не назовешь...

Жан-Пьер: Действительно, то, что родители оставляют своих детей, такое встречается часто. Но то, что на пути этих детей встречаются такие "добрые феи", как Саманта, отказывающиеся от своего собственного покоя, оставляющие своего друга во имя чужого ребенка, который поначалу даже не ценит этой любви, такое встречается нечасто.

— Вы чувствуете себя ответственными за социальные процессы в обществе?

Жан-Пьер: У нас в Бельгии существует, как и во всей Европе, масса проблем. Насилие, наркотики, миграция. Но ведь все эти тенденции только внешнее проявление внутреннего конфликта. Насилие не происходит лишь ради него самого. Причины нужно искать глубже. Одна из важнейших причин сегодня — трудная интеграция в рабочий рынок, безработица, которая влечет за собой не только тяжелые финансовые последствия, но и связана с психическими травмами, потерей статуса, в результате чего люди теряют веру в себя, способность мечтать и радоваться жизни.

Люк: Мы воспитывались в 1950-е годы, когда в Бельгию приезжало много эмигрантов из Марокко и Италии. В те времена они моментально находили работу. Сейчас это практически невозможно. Отсюда — вал насилия, воровства, извращений. Приезжим кажется, что они живут в Бельгии, но уровень их жизни сильно отличается от уровня жизни среднего бельгийца. В то время как старшее поколение эмигрантов ищет отраду в воспоминаниях о родине, которую они автоматически идеализируют, их дети объединяются в экстремистские группировки. Парадокс: родители ехали на Запад за демократией, а дети хотят возвращения тех ценностей, от которых бежали родители.

— Почему режиссерам часто легче говорить о политике, чем самим политикам?

Жан-Пьер: Мы часто встречаемся с политиками, особенно во время презентаций наших фильмов за рубежом. Очень многие их них сетуют на бессилие. Считают, что ситуацию практически нельзя изменить.

Люк: Думаю, что некоторые из них страдают от мысли о своем бессилии. Но немощность политиков запрограммирована: на самом деле эти люди не используют даже половины своих интеллектуальных ресурсов. Может быть, это происходит от слишком комфортной жизни, а может быть, наше общество слишком догматизировано, в нем не осталось места свободе и самовыражению. Еще одна проблема, которая мне кажется особенно острой среди политиков: многие из них ведут себя все больше как актеры. Посмотрите, сколько времени каждый из них проводит с журналистами, участвует в различных социально-культурных мероприятиях, появляется на телевидении. А при этом они хотят хорошо выглядеть, у них собственные стилисты, костюмеры, парикмахеры. Я думаю, что они уже превзошли актеров Голливуда. Похоже, что они больше не в состоянии исполнять добросовестно свои обязанности и компенсируют это игрой.

— Как все меняется в современном мире: политики становятся актерами, актеры играют обыкновенных людей...

Жан-Пьер: Наша политика — повседневность, а наши герои настолько удалены от полноценного общества, что такие истории, как в Голливуде, нам даже в голову не приходят.

Беседовала Татьяна Розенштайн, Канн

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...