В конце прошлой недели Россию впервые посетил представитель нового тунисского правительства, пришедшего к власти в январе после "бархатной революции". Впрочем, министра торговли и туризма Туниса МЕХДИ ХУАСА в Москве ждало разочарование: ни с кем из членов правительства РФ ему встретиться не удалось. Несмотря на это, новые власти страны рассчитывают активизировать сотрудничество с Россией и уже в этом году готовы принять вдвое больше российских туристов. Об этом господин Хуас рассказал в интервью корреспонденту "Ъ" СЕРГЕЮ СТРОКАНЮ.
— Господин министр, события начала года в Тунисе, которые повлекли за собой уход президента бен Али, послужили толчком для волны "бархатных революций" в Северной Африке и на Ближнем Востоке. Через четыре месяца после тех событий как вы оцениваете их значение?
— Главным результатом стало то, что мы воплотили в жизнь стремление народа к свободе и демократии, сделав это по сравнению с другими странами региона максимально быстро и безболезненно. Демонтаж старой, изжившей себя политической системы занял меньше месяца — революция началась 18 декабря прошлого года, а закончилась уже 14 января.
Сегодня многие говорят о том, что мы экспортировали нашу революцию в другие страны — Египет, Ливию, Сирию, Йемен. Не рискну утверждать, что именно так оно и было. Тем более что с позиции сегодняшнего дня, очевидно, что наш сценарий заметно отличается не только от соседней Ливии, но и от других стран.
— А что вы делали до 14 января? Вы революционер или "перекрасившийся" выходец из прежней системы?
— Я и не революционер, и не "перекрасившийся" аппаратчик режима бен Али. Вообще-то я бизнесмен, который всегда был вне политики. Еще четыре месяца назад я сидел в Париже в штаб-квартире своей компании Talan, занимающейся высокими технологиями и имеющей офисы по всему миру. Тогда я и предположить не мог, что в моей судьбе произойдет столь крутой поворот и я окажусь в стране своего происхождения, получив один из ключевых министерских портфелей. Но премьер позвал строить новый Тунис, объяснил, что срочно нужны новые кадры, и я понял, что у меня нет выбора. В общем, уже 27 января я был в Тунисе.
Фото: Александр Щербак, Коммерсантъ
— Вы говорите об изжившей себя политической системе, но по сравнению с соседями Тунис выглядел гораздо более благополучным местом. Я был у вас перед революцией, встречался с прежними министрами, и они, как вы сейчас, уверяли меня, что в Тунисе "стабильность, свобода и демократия". Что же все-таки пошло не так?
— Вам надо приехать еще раз, чтобы понять разницу. А из прежних министров во власти не осталось никого. Так же как и прекратила существование прежняя партия власти, а с ней и однопартийная система, порождающая "несменяемых лидеров".
Причиной массового недовольства, уронившего прежнюю конструкцию власти, стала даже не коррупция. Коррупция ведь есть во многих странах. Что добило 23-летний режим президента бен Али, так это социально-экономическая ситуация, об остроте которой раньше говорить было не принято. Представьте — небольшая североафриканская страна, в которой армия безработных составляет 700 тыс. человек! Эти цифры не вписывались в концепцию официальной пропаганды, рассуждавшей о "стабильном и демократическом Тунисе". И вот произошел взрыв, аккумулировавший копившееся годами недовольство. Недовольство как видимостью стабильности, так и отсутствием реальной свободы.
— А о каких изменениях можно говорить уж сейчас?
— В июле у нас пройдут парламентские выборы, в которых примут участие более 30 политических партий. То есть тунисская политика оживает, после многолетнего застоя в нее приходит реальная конкуренция. Еще через несколько месяцев пройдут президентские выборы. При этом мы намерены переписать прежнюю конституцию, чтобы исключить предпосылки воссоздания прежней системы. В политическом смысле мы хотим быть такой страной, как Франция.
— Но революции с их потрясениями губительны для экономики, особенно, должно быть, для таких стран, как Тунис, зарабатывающих на туризме, разве не так?
— За первые месяцы после январской революции количество туристов, посетивших Тунис, упало на 40%. Это в самом деле был обвал, но поскольку это был далеко не туристический сезон, удар оказался не столь болезненным. Самое главное — как мы проведем предстоящие месяцы, высокий туристический сезон и что будет дальше.
Хочу отметить, что нижнюю точку мы уже прошли и теперь снова движемся вверх. Из 6 тыс. туристов, которые побывали в Тунисе после революции, не пострадал ни один человек. Хочу отметить — ни одного инцидента!
Что касается того, что революции "губительны" для экономики. Этот тезис выгоден несменяемым властям, боящимся перемен. Применительно к вверенной мне туристической отрасли я надеюсь, что эти перемены придут. После смены власти отрасль не только не придет в упадок, а получит новый импульс.
— Это за счет чего же?
— Понятно, что природа останется такой же. Безопасность, как я уже говорил, мы обеспечим. Говоря о безопасности, хочу еще добавить, что в марте я лично вместе с 37 послами иностранных государств проехал по югу страны, который считается многими более проблемным. Мы не стали принимать какие-то особые меры безопасности, устраивать показуху. Мы просто хотели получить максимально полную и объективную картину того, что там реально происходит. И никаких ЧП не было. Теперь отвечу на ваш вопрос. Самое главное — мы намерены диверсифицировать туристическую отрасль, развивать различные направления — экотуризм, культурный туризм. Ведь Тунис — это возможность не только загорать на пляже, но и прикоснуться к всемирной истории и культуре — от Карфагена до наших дней.
— И каковы первые результаты ваших усилий?
— Сегодня все западные страны, которые являются для нас главными туристическими рынками, уже сняли ограничения на поездки в Тунис для своих граждан, введенные во время событий этой зимы. Единственной страной, которая эти ограничения сохраняет, остается Россия. Насколько я знаю, в конце апреля российский МИД ослабил ограничения, однако на юг и на остров Джерба россиянам власти ездить по-прежнему не рекомендуют.
— И как вы на это реагируете? Вы обсуждали это с российскими коллегами?
— Это суверенное право российских властей решать, какие рекомендации давать своим гражданам. И мы это право глубоко чтим, хотя можем с такой оценкой и не соглашаться. По моему убеждению, на Джербе, как и в тунисской Сахаре, в других популярных туристических местах, никакой опасности для туристов на данный момент нет.
Что касается обсуждения этого вопроса с российскими коллегами, то как такового серьезного обсуждения не получилось. Мне так и не удалось встретиться со своим российским коллегой, министром спорта, туризма и молодежной политики, у него возникла срочная работа в правительстве, но я не вижу в этом никакой проблемы. Я уверен, что мы еще пообщаемся, и не раз. Возможно, на сей раз в Тунисе. В целом же я рассчитываю, что уже в этом году число россиян, посещающих Тунис, вырастет вдвое — с 200 тыс. до 400 тыс. Для этого у нас есть все условия.