Лиза Голикова о Варе и Феде

Так вышло, что последний год мне часто приходится отвечать на неудобные вопросы. Мне задают их дети. Эти вопросы — про развод.

Сначала вопросы были очень простыми.

— Когда папа вернется с работы? Почему он больше не приходит домой?

Первое время мне не хватало сил сказать им правду. К тому же не было уверенности, что честные ответы не разрушат их систему координат: дети воспитывались в условиях непременного четырехугольника. Когда он внезапно стал треугольником, все формулы потребовали пересчета. Изменившиеся контуры новой фигуры стали со временем слишком очевидны для детей. Посыпались вопросы. Про многие неизвестные с переменными. Последовали ответы. А потом незаметно так вышло, что даже сказки приобрели другие финалы, а роли в детских играх оказались перераспределены.

— Федь, а давай поиграем в дочки-матери?

— Я буду мамой, это будет наш сын, а ты?

— Я буду папой.

— Нет, Федь. Ты не можешь быть папой. Потому что мы с тобой развелись. И играть я теперь буду одна. И ты — один. Мы будем играть раздельно.

Мне было ясно, что происходящее — вполне естественно, но оттого оно не было оправданнее. Я видела, что детям недостает честных верных объяснений, которые должны следовать за бесконечностью их вопросов. И невозможно было ожидать, что вопросы вдруг закончатся: дети привыкли, что в доме — четыре стены, и когда одной из них не стало, вполне естественно поинтересоваться, отчего вдруг так холодно и сквозит.

— Мама, а какая у нас теперь семья? — Феде всегда удавалось задавать неудобные вопросы, а Варе — опережая меня, на них отвечать.

— Наша семья — мама, ты и я,— дочь посмотрела на меня, ожидая реакции.

— А что тогда папа? — этот вопрос Федя адресовал напрямую Варе.

— Папа — другая семья. Папа, я и ты.

— У нас то есть две семьи теперь образовалось?

У них оказались разорваны прежние логические связи. А новые не выстраивались.

Когда у меня звонил телефон, первый детский вопрос был:

— Это папа?

А это был совсем не он.

Со временем детские вопросы стали сложнее. А я, как могла, старалась не усложнять ответы.

— Почему так произошло?

— Потому что мы с вашим папой разлюбили друг друга.

— А как это — разлюбили? А ты сможешь меня разлюбить? Ну вдруг так получится?

— Так уже не получится.— Я знала, что мне не хватает убедительности.

Разлюбить друг друга — это объяснение оказалось для детей очень доступным. Появилась вдруг чрезвычайно простая система координат. Примерно такая:

— Федя, я с тобой больше не дружу. Я тебя разлюбила.

— И я тебя.

— Да-да, мы больше не будем вместе засыпать и просыпаться с утра.

Сказав это, Варя оказалась в моей спальне. В пижаме и одном тапочке. С подушкой и куском одеяла.

Они часто потом, по поводу и без, расходились по разным комнатам. И мне стоило многого объяснить детям, что естественности в этой формуле так же мало, как и в том, что сейчас начало мая — и вдруг пойдет снег.

Еще год назад я чувствовала себя очень комфортно. Оттого, что не надо никуда. Не нужно ни перед кем. Не требуется никому ничего. Я понимала, что пусть все это очень и очень сложно, но все же так просто — я и они. А зимой мне вдруг не хватило сил, чтобы застегнуть ремни сразу на двух детских автомобильных креслах. Не стоило пытаться быть для них и матерью, и отцом. Именно в тот момент наш треугольник стал совершенно отчетливым.

Теперь, спустя время, эти сложившиеся геометрические пропорции могут корректироваться: через выходные дети бывают с отцом.

— Мама, если я буду по тебе скучать, позвоню? — Варя уже в дверях, и ее ветровка полностью застегнута.

— Конечно, милая. Обязательно.

А эти выходные — мои. Мы решили устроить первый весенний пикник и отправились обедать в парк. Только после того, как мы скормили голубям на набережной все круассаны и вывернули карманы в поисках семечек, можно было вернуться в машину. И был уже почти вечер.

Мимо проехал свадебный кортеж.

— Мам, мне бы тоже очень хотелось нарядить нашу машину лентами. Давай ты станешь невестой?

— Варь, я — вряд ли. Давай лучше когда-нибудь невестой станешь ты.

— Да, Варь, ведь у нашей мамы уже есть муж,— Федя снисходительно смотрел на сестру.

— Нет, дорогой. У меня нет мужа.— Мне почему-то показалось, что Федины слова требуют опровержения.

— Ну как же! Твой муж — наш папа.

— Он — мой бывший муж. Мы, как вы знаете, расстались.

— Ну-у-у-у, опять ты за старое...— Варе стало неинтересно,— Может, хватит?

Может, не стоило пересказывать сказочные финалы и переигрывать дочки-матери. Будет еще много вопросов. С ответами про то, что даже в самых доказанных формулах бывают погрешности, так же как в сказках — плохие финалы. Возможно, такие объяснения для них будут более понятными.