"Утомленные солнцем-2: Цитадель"
Под бомбами в кузове грузовика с ранеными рожает баба (Анна Михалкова), которую снасильничал немец. "Девка родилась?" — интересуется один из солдат. "Нет".— "А кто?" Что-что, а известный анекдот о непонятливом кавказце, выясняющем в роддоме, кого родила его жена, услышать в "Цитадели" ожидаешь меньше всего. Но когнитивного диссонанса не возникает. Весь фильм — капустник, из тех, что позволяют себе в терапевтических целях актеры, выдюжившие архисложный спектакль.
Анекдот не единственный жанр, используемый в капустнике. Вот — лукавая самопародия. Ударная эротическая сцена в "Предстоянии" — медсестра Надя (Надежда Михалкова) показывает агонизирующему танкисту "сиськи" — носила некрофильский характер. В "Цитадели" — карнавальный: чекист Митя (Олег Меньшиков) исполняет неторопливый стриптиз перед связанным комдивом Котовым (Никита Михалков), почти агонизирующим от страха, что его снова упекут на Лубянку.
Вот — водевиль "Чужая жена и муж из ГУЛАГа". Реабилитированный Котов в новеньком генеральском мундире и Митя с пакетами, полными деликатесов и выпивки, наезжают на комдивскую дачу, населенную теми же родственниками и приживалами из "бывших", что и в 1936 году. Следует череда комических ахов и охов, в результате которой оба экс-мужа Маруси (Виктория Толстоганова) остаются у разбитого корыта: женщина их жизни родила от клоуна-неудачника Кирика (Владимир Ильин).
Вот — бенефис режиссера. Тряхнув стариной, в белом плаще и парусиновой фуражке, на белом коне объезжает он, так и хочется сказать, свои владения. Пьет, поет, танцует, целует бесхозную молодуху и дарит безногому жениху генеральские "котлы" на свадьбе. Пускает наконец-то в ход железный коготь, расправляясь с бандитами.
Вот — игра с классикой детской литературы. Почему в первых кадрах мы наблюдаем рождение комара? Это же комарик из "Мухи-цокотухи", который победит немецко-фашистских захватчиков вкупе с паучком, перекрывшим прицел немецкому пулеметчику, и белой мышкой, взорвавшей одним движением хвостика пресловутую неприступную нацистскую цитадель.
Усталость режиссера чувствуется и в том, как лихо он вычеркивает из сценария главных героев. Куда подевалась Маруся? А уехала куда-то, а куда — не сказала. Что случилось с Митей? Да, так, расстреляли его. Надоели они режиссеру — вот и весь секрет.
Вопреки общественным предубеждениям, Никита Михалков отреагировал и на критику "Предстояния". В частности, на критику актерской дикции Нади: контуженная, она теперь может только мычать. Вместо хронологического винегрета "Предстояния" — линейное повествование с редкими флешбэками. Правда, при таком монтаже получается, что осенью 1943 года Красная армия еще отступала, но на несообразности сердиться уже не хочется.
Ни на то, что немую и поминутно хватающуюся за револьвер Надю оставили на фронте. Ни на то, что в 1937 году из Котова выбивали показания на жену: обычно у жен выбивали показания на мужей. Ни на то, что Сталин (Максим Суханов) откровенно бредит, приказывая Котову угробить у стен цитадели 15 тыс. безоружных граждан, оказавшихся в оккупации, чтобы фотографии их трупов предъявить союзникам в доказательство нацистских зверств: что, реальных свидетельств этих зверств не хватало?
Идея оживить героев, над гибелью которых плакали зрители первых "Утомленных солнцем", была странновата. Но теперь исчезли претензии и к ней. Когда во главе 15 тыс. штафирок, вооруженных черенками от лопат, Котов — а за ним и все командование — идет по воде аки посуху, да под блатную гармошку на штурм цитадели, а она эффектно взрывается на их глазах, понимаешь: никакого противоречия между частями трилогии нет. Героев действительно убили в 1937 году, а все последующее — их предсмертный бред.