Первым руководителем России, посетившим Японию, стал цесаревич Николай, будущий царь Николай II. Этот визит едва не стоил ему жизни.
В октябре 1890 года великий князь Николай Александрович отправился из Санкт-Петербурга в кругосветное плавание на полуброненосном фрегате "Память Азова" в составе русской эскадры. В Греции к нему присоединился греческий наследный принц Джорджи. В апреле 1891 года эскадра прибыла в порт Нагасаки.
Японцы оказали русскому цесаревичу почести, которых не удостоилась даже британская королева, посетившая Японию незадолго до Николая. Императорский двор решил задобрить наследника российского престола: Россия как раз приступала к установлению своего влияния в Китае, к которому присматривалась и Япония.
Однако отношение к визиту Николая в Японии было неоднозначным. Перед прибытием русской эскадры в некоторых японских газетах появились статьи, рисовавшие перспективы отношений с Россией в довольно мрачных тонах. Газеты напоминали, что в конце эры правления военных сегунов (конец 50-х — середина 60-х годов XIX века) российские военные корабли нападали на принадлежавшие Японии острова Карафуто, Итуруп и даже Хоккайдо, захватывали в плен стражников, жгли и грабили укрепления и торговые фактории. С тех пор японцы относились к России с недоверием и настороженностью. Газеты предупреждали, что Россия готовится к войне за раздел Азии и цесаревич приехал в Японию, чтобы произвести военную разведку.
Однако, судя по дневниковым записям Николая, его волновали в Японии отнюдь не военные секреты.
"27 апреля 1891 года. Прибыли в Киото; глаза просто разбегаются, такие чудеса видели мы. Видели стрельбу из лука и скачки в старинных костюмах... Были в форт-дворце Сиогуна... В девять отправились с Джорджи в чайный домик. Джорджи танцевал, вызывая визги смеха у гейш".
День 29 апреля чуть не закончился для цесаревича трагически.
"Проснулся чудесным днем, конец которого мне не видать, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога. Из Киото отправились в джен-рикшах в небольшой городок Отсу... В Отсу поехали в дом маленького, кругленького губернатора. У него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь... После завтрака собрались в обратный путь... Выехали в джен-рикшах и повернули налево, в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы, над ухом. Повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: "Что, что тебе?" — и выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую. Увидев, что урод направляется на меня и что никто не останавливает его, я бросился бежать по улице, придерживая рукой кровь, брызнувшую из раны".
Николая спас греческий принц Джорджи, ехавший следом за цесаревичем. Соскочив с коляски, он ударил полицейского купленной у "кругленького губернатора" бамбуковой палкой и с помощью подоспевшего хозяина коляски, на которой ехал Николай, повалил его на землю. Подбежали офицеры свиты. Рана оказалась неопасной, и врач фон Рамбах быстро наложил повязку.
Существует несколько версий, кто и, главное, зачем покушался на цесаревича. По одной из них, удар полицейской саблей был карой за непочтительное поведение цесаревича в японском храме. По другой, Николай чуть не стал жертвой японских националистов, видевших в России будущего военного противника. Согласно третьей, самой оригинальной, причиной нападения на будущего российского самодержца стала женщина.
По некоторым слухам, сопровождавший Николая японский принц Ари Сугава мог устроить российскому цесаревичу свидание с некой знатной молодой дамой. Покушавшийся, которого звали Цуда Сандзо, был отнюдь не полицейским, а дворянином и, возможно, тайным воздыхателем дамы. Он решил отомстить Николаю, для чего переоделся в форму полицейского, встал в ряд охранников на улице, по которой должен был проезжать Николай, и напал на него.
Как бы то ни было, инцидент в Отсу не изменил восторженного отношения Николая к Японии, японцам и особенно японкам.
"1 мая 1891 года. Токио. Я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика. Мне так же, как прежде, люб их образцовый порядок и чистота. И, должен сознаться, продолжаю засматриваться на гейш, которых издали вижу на улице".