Выставка живопись
Курская государственная картинная галерея носит имя раскрученного советского художника Александра Дейнеки и в основном славна беспрецедентным по полноте собранием его работ. Нынешняя выставка вписана в программу "Золотая карта России": на таких смотрах провинциальные музеи показывают шедевры — безусловные и относительные. Отличить первые от вторых попытался ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Трудно представить себе зрителя, которому было бы одинаково интересно разглядывать этюд Джованни Баттисты Тьеполо, пейзаж Архипа Куинджи и портрет великой княжны Александры Павловны, дочери Павла I, кисти Боровиковского. Все эти вещи по-своему замечательны, но, чтобы оценить их на одном дыхании, нужна бесконечная широта вкуса. Из честной, постепенной прогулки по коллекции Курской галереи можно вынести разве что линию развития европейского искусства. Но линию прерывистую из-за отсутствия в собрании радикальных авангардных экспериментов 20-х годов и столь же радикальной перетасовки свалившегося на советскую власть богатства органами по охране и распределению сокровищ "старого мира".
Начинается все с коллекций дворянских усадеб Курской губернии — собраний Барятинских, Шварцев, Нелидовых и Ребинеров. Первое имя в списке и самое славное: Марьино, имение Барятинских, отличалось невозможной роскошью. Из этой семьи вышел наместник Александра II на Кавказе — Александр Барятинский, один из победителей легендарного Шамиля, храбрый воин и тонкий политик. Но художественные сокровища собирали его предки — и Тьеполо их заслуга. Правда, последний из великих венецианцев не то чтобы предстает на пике своего таланта. Небольшое полотно, обозначенное как "Портрет старика",— наверняка эскиз к очередной грандиозной декорации. Кем он стал — Иосифом-плотником или святым Иеронимом? Не дает ответа.
Изображения членов царской семьи и коронованных особ играли для дворян роль фейсбука галантного века: скажи мне, чей лик у тебя на стене, и я скажу, кто ты. Хорошей живописи в этом жанре здесь немного. Среди розовощеких кукол лишь вышеупомянутый портрет Боровиковского одушевлен настолько, чтобы привлекать интерес не только историков, но и ценителей. Выставка становится живее во времена разночинцев и шестидесятников XIX века, что, конечно, предсказуемо. Тем, кто скучает по промелькнувшей в Москве в течение трех дней картине Репина "Парижское кафе", показанной москвичам аукционным домом Christie`s, будет любопытно взглянуть на подготовительный этюд, изображающий одного из франтов в правой части полотна. Прекрасен и репинский портрет сына Алексея 1916 года. Он рифмуется с неожиданно ярким полотном Бориса Кустодиева, писанным на год позже, где дочь художника позирует в цветах, которым позавидовал бы и Матисс.
Наши "дикари" из "Бубнового валета" представлены натюрмортами Машкова, Кончаловского и Моргунова, а также двумя женскими портретами авангардистов позднего призыва — Фалька и Осьмеркина. "Женщину, снимающую перчатку" кисти последнего можно считать шедевром для этого художника. Вещь поздняя, времен нэпа, без замысловатой геометрии, близкая скорее "новой вещественности" немцев. Германское влияние чувствуется и в самом комичном шедевре Курской галереи — картине заслуженного советского карикатуриста Михаила Черемных "Лодырь". На фоне индустриального пейзажа спит рабочий с пачкой сигарет в руках, вокруг него выстроились штабеля пустых бутылок. Заглянув в темные дупла его ноздрей, невольно усмехнешься траектории собрания — от фрейлин к фифам, от королей к люмпенам — колебавшейся вместе с линией правящих партий.