Президент СССР предпринял отчаянные усилия по своей политической реанимации.
Президентская канцелярия создала новую версию союзного договора, парафирование намечено на 25 ноября. 19 ноября Горбачев призвал из опалы Шеварднадзе и назначил на прежний пост. 20 ноября президент выступил перед новым ВС СССР и отбыл в агитационную поездку по стране.
Увещевания соратников и ошибки соперников возымели действие: Горбачев решил, что не все потеряно и возвращение на Олимп не исключено. Президент СССР делает недвусмысленные заявки на роль лидера лояльной оппозиции, и его попытка отвоевать утраченные позиции не может a priori считаться безнадежной.
"И куйте смело, пока железо горячо"
14 ноября в Ново-Огареве лидеры семи республик изъявили готовность подписать союзный договор. По нынешним горбачевским обстоятельствам это был чрезвычайный успех, и Михаил Сергеевич попытался его закрепить. Для начала президентская канцелярия сочинила новый проект союзного договора и разослала по республикам в предположении, что 25 ноября многострадальный договор будет парафирован. Новый союз, как несколько двусмысленно выразился Горбачев, "будет обладать всеми признаками, которые свойственны государству, но с учетом того процесса, куда привела нас перестройка". Процессы перестройки во многом неисповедимы, но согласно проекту союз должен иметь всенародно избранного президента, правительство, парламент, прокуратуру и даже единую валюту. 20 ноября Горбачев произвел презентацию договора в ВС СССР, а накануне, 19 ноября, существенно укрепил свои внешнеполитические тылы, назначив на пост министра внешних сношений Шеварднадзе. Сразу после выступления в ВС Горбачев отбыл в Иркутск, чтобы, пообщавшись с народом, продолжить общение с народом уже в суверенной Киргизии. Похоже, такое энергическое общение с народом и политиками будет продолжено: в интервью журналу Stern Горбачев заявил, что ему не до заграничных разъездов, так как он "здесь очень занят внутренними делами".
Лидер оппозиции
Вернувшаяся к Горбачеву увлеченность внутренними делами связана, вероятно, с тем, что после трехмесячной депрессии президент осознал: жизнь не кончена, а в оппозиции не так-то и плохо. И стал сообразно этому действовать.
Собственно, еще до путча отношения Союза и России более походили не на отношения целого и части, а на отношения двух конкурирующих структур, на спор правительства с оппозицией. После путча сходство стало еще большим: российское руководство отнюдь не оставило централистские претензии, за которые оно так справедливо укоряло союзных правителей, а, напротив, стало эти претензии утверждать с еще меньшим тактом. De facto оппозиционное российское руководство пришло к власти, а прежнее руководство Союза разделилось на две части: наиболее одиозные фигуры попали кто на пенсию, кто в казенный дом, а Горбачев с командой — в политическую оппозицию. Тем временем неопытное новое правительство громоздит ошибку за ошибкой, а куда более изощренный в политике лидер оппозиции (по совместительству — президент СССР) Горбачев выжидает своего часа, агитирует и разъясняет свою позицию.
"И, обходя моря и земли, глаголом жги сердца людей"
Пришедшим осознанием своей новой роли можно объяснить неожиданное желание Михаила Сергеевича пойти в народ, покуда Ельцин путешествует по Германии. Два президента как бы поменялись местами: до путча лидер государства ездил по заграницам и просил кредиты, а лидер оппозиции ездил по стране и входил в положение измученного народа. После путча — с надлежащей сменой ездоков -происходит то же самое. Расчет Горбачева, очевидно, строится на том, что мнение народа — вещь переменная, и всенародные выборы союзного президента снова приведут его к власти. Когда 20 ноября он говорил: "Сейчас за союз выступает больше, чем на референдуме, жизнь подвела", — он имел в виду скорее всего именно это — ведь и союзный референдум 17 марта воспринимался не столько как голосование о судьбе союза, сколько как выборы будущего правителя страны из двух кандидатов — Ельцина и Горбачева. Сейчас Горбачев готовится к новым выборам.
Естественно, нельзя все сводить единственно к борьбе за власть в рамках двухпартийной модели — судьба союза Горбачева, вероятно, тоже занимает.
Здесь его расчет тоже не лишен здравомыслия. Учтя свой горький опыт, он подчеркивал, что единственный путь — договорной. А поскольку российское руководство в этом еще не убедилось, здесь Горбачев также обладает преимуществом. К тому же в глазах республик слабое союзное руководство уже перестает быть жупелом, тогда как российское руководство не без успеха осваивает эту роль. Наконец, назначение Шеварднадзе на пост первого дипломата и заявленная Эдуардом Амвросиевичем приоритетная задача Смоленской площади -установить контакты со всеми республиками бывшего союза — тоже весьма грамотный ход: Шеварднадзе — дипломат милостью Божией, тогда как дипломатические дарования большинства республиканских лидеров равны нулю. Тем самым дипломатическое наступление внутри бывшего СССР имеет шансы на успех.
И, пожалуй, вслед за восставшим когда-то из праха Борисом Николаевичем некоторые шансы восстать оттуда же имеет и его заклятый друг Михаил Сергеевич.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ