После международной премьеры фильма "Черная кошка, белый кот" режиссер Эмир Кустурица дал интервью корреспонденту "Власти" Андрею Плахову.
— Что послужило импульсом для вашей новой картины?
— Рассказы Исаака Бабеля. Меня тронули эти его гангстеры с большими сердцами и фатальными страстями.
— Не отсюда ли русский мотив — прибытие парохода "Горький"?
— Это просто факт жизни. Во время этнической войны русские моряки часто наведывались в наши порты в поисках легкой наживы.
— Какие еще влияния и пристрастия вы пережили как режиссер?
— Меня сформировала литература, и русская литература в частности. В то же время я человек средиземноморской культуры. На пересечении русских и европейских импульсов образовался мой личный художественный фокус.
— А если говорить о кино?
Я очень люблю Феллини, для меня он как хорошее красное вино. Среди моих любимых — фильмы Висконти и "Андрей Рублев" Тарковского, которого я иногда цитирую. Раньше я любил Вуди Аллена, пока он не потерял чувства юмора. Другие мои приоритеты — итальянский неореализм и французский поэтический реализм. "Аталанта" Виго, "Правила игры" Ренуара — что может быть прекраснее?
— В России недавно составляли список "режиссеров будущего" и создали фантастического персонажа по имени Квентин Кустурица...
— Тарантино — настоящий автор, циничный и агрессивный. Что касается меня, я скорее человек прошлого. И принадлежу кинематографу прошлого. Я — ископаемое. Или персонаж по имени Никто. Когда я получил много лет назад первый приз в Венеции, в газете написали: победитель — никто и ниоткуда. С тех пор все так и осталось. Даже хуже. Когда я говорю, что считаю себя югославом, многим кажется, что это слова динозавра.
— Однако теперь вы знамениты. И стали знамениты как босниец, певец мусульманской сараевской экзотики. Так все же кто вы по происхождению?
— Я космополит, человек свободного мира. А родился в Сараево в семье мусульман. Но корни мои сербские — предки приняли ислам под турецким давлением. После "Подполья" боснийское телевидение стало представлять меня монстром, администрация Сараево развернула репрессии против моей семьи. Они хотели использовать меня как знамя, но я оказался для них недостаточно мусульманин, хотя и ношу мусульманское имя.
— После "Подполья" вы заявили об уходе из кино. Что послужило причиной этого шага?
— Я стал жертвой анафемы во Франции. Хотя французы в принципе любят мои фильмы. Травлю развязали левые философы и критики образца 68-го года, которые сочли "Подполье" политически некорректной и просербской картиной. Эти люди всю жизнь занимаются политиканством: вчера они были гошистами, сегодня — ширакистами, завтра — еще кем-нибудь. Я не называю их иначе как motherfuckers.
— Почему вы изменили свое решение и вернулись в кинематограф?
— Кино стало частью не только моей жизни, но меня самого. Вообще-то я должен был стать писателем или музыкантом, но получилось иначе. Я действительно решил бросить кино, но затеял небольшой проект для немецкого телевидения о цыганской музыке под названием "Музыка-акробатика". Из этой затеи вырос фильм "Черная кошка, белый кот". И я стал делать его так, как будто бы вообще раньше не снимал, как в первый раз.
— В этом фильме вы отошли от политики и вернулись к цыганам...
— Я вырос по соседству с цыганской общиной. Первые уроки дружбы и свободы я получил от них. В мире, становящемся, с одной стороны, все более интегрированным, а с другой — более расистским, всякая оригинальность и самобытность подминаются катком промышленной цивилизации. Но я не считаю, что Microsoft лучше всего. Цыгане могут воровать, убивать, насиловать, но их модель существования дает альтернативу.
У этих людей своя эстетика. Близкая к китчу, но это прекрасно, ибо глубоко затрагивает эмоции. И, конечно, цыганская музыка. Эклектичная и волнующая, мультиэтническая, она содержит в себе все созвучия — от Баха до восточной меланхолии, от оперы до рока.
— Вы расстались со своим постоянным композитором Гораном Бреговичем?
— В новом фильме в нем не было необходимости. Ведь Брегович так или иначе обрабатывал цыганские мотивы, причем не всегда был достаточно корректен, чтобы назвать оригинал.