Олимпийский чемпион Сиднея Вячеслав Екимов предупреждает Федерацию велоспорта России
В минувший четверг в Министерстве путей сообщения России чествовали Вячеслава Екимова, победившего на Олимпиаде в Сиднее в шоссейной велогонке с раздельным стартом (он много лет представлял петербургский велоклуб "Локосфинкс", находящийся под патронажем МПС). Ему была вручена премия $30 тыс. А накануне двукратный олимпийский чемпион ВЯЧЕСЛАВ ЕКИМОВ побывал в редакции "Коммерсанта", где с ним побеседовала корреспондент Ъ ВАЛЕРИЯ Ъ-МИРОНОВА.
— Уходя десять лет назад в профессионалы, вы наверняка думали о больших победах и больших деньгах.
— Если бы я делал ставку на деньги, то уже давно бы закончил гоняться. А думал я тогда о том, что у меня, первого выходца из нашей, любительской, системы, появилась возможность доказать свою силу на новом уровне и тогда можно было бы смело говорить, что я — один из сильнейших в мире. Не скрою, мечтал выиграть и Tour de France. Пока... по ушам не надавали. С первого же "Тура" я понял: как бы ни готовился и не настраивался, всегда найдется кто-то, кто тебя объедет. Мое самое "великое" достижение — 18-е место на "Туре" 1994 года. Зато я мог отличиться в "разделках", в однодневках и недолгих многодневках, поэтому сделал ставку именно на них, не пытаясь тягать гирю, которую мне изначально не поднять.
— Каждый под занавес карьеры (Екимову 34 года) хотел бы получить такие отзывы о себе, какие получаете сейчас вы. Например, ваш друг по команде U. S. Postal двукратный победитель Tour de France Лэнс Армстронг (Lance Armstrong) называет вас самым добропорядочным, честным и надежным гонщиком среди профи.
— Больше других определений мне ближе "надежный". Оно включает в себя сразу много качеств. И главное — уважение к любому гонщику, будь то самый сильный или тот, кто умрет помощником. У меня мама такая же, да и отец был такой. Я не сторонник, как сейчас говорят, разводить пальцы. Если вступаю в полемику, то пытаюсь аргументировать свою точку зрения. Но если вижу, что человека не переубедить, то просто прекращаю разговор, никогда при этом не взрываясь. Характер у меня мягкий. Может быть, поэтому мне не хватает дерзости в больших гонках.
А Армстронг — человек чересчур импульсивный, ни с кем, кроме меня, ужиться в одной комнате не может. Я для него своего рода амортизатор, который гасит всю исходящую от него энергию. Меня спасают книги. Если Лэнс (он еще и крупный бизнесмен) видит, что человек не раздражается, то и сам спокойно работает, а если чувствует, что его бурная деятельность задевает кого-то, то заводится и нервничает. Я не мешаю ему работать, когда он хочет работать, но если он хочет поговорить, то я откладываю книгу и мы разговариваем.
— В день, когда на Олимпиаде проходили обе "разделки", все наши журналисты после неудачи Зульфии Забировой уехали из велогородка, поскольку никаких сенсаций не предвиделось...
— Может, поэтому я и выиграл? В то утро почувствовал себя настолько раскованно и свободно, что подумал: наверное, особый день должен быть. Я все рассчитал до мелочей и запрограммировал себя. Через три километра после старта начался первый "тягун" — горка. Обычно я всегда помягче начинаю, но на концовку меня не хватает. А здесь думаю: двину-ка на все деньги. И дальше будь что будет. Двинул, и все форсунки мои раскрылись. К спуску восстановился, а дальше поймал свой ритм. Если посмотреть время прохождения кругов, то разницы между первым и третьим кругом не было. После финиша ждал, как проедут еще 12 оставшихся гонщиков и, признаться, места себе не находил, понимая, что шанс получить хотя бы "бронзу" у меня есть. А когда в финишный створ с тем же, что и у меня, временем въехал Ян Ульрих, но до черты оставалось еще метров 20, я подумал: ха, извините.
Знай я, что выиграю Олимпиаду, не стал бы заключать новый контракт еще перед Tour de France — он был довольно скромный. Но олимпийский чемпион высоко котируется весь олимпийский цикл, так что у меня есть шанс увеличить его сумму на 2002 год. Но главное, эта победа вселила в меня юношеский оптимизм. Можно теперь сражаться дальше.
— За кого, кроме себя, вы еще порадовались в Сиднее?
— За пятиборца Дмитрия Сватковского. Он, как и я, не скрывал своей бурной радости. У меня ведь так в голове помутилось, что и не сообразил, что российский флаг вверх ногами держу.
— Насколько вам, человеку, давно живущему за рубежом, близки патриотические чувства?
— Я никогда не отрекался и не отрекаюсь от родины. Но наша велофедерация настолько уже приучила меня не воспринимать свои победы патриотично, что у меня этот рефлекс просто не срабатывает. Скажу прямо: российская федерация велоспорта палец о палец не ударила, чтобы действительно гордиться мной и моей медалью, а также такими гонщиками, как Павел Тонков и Дмитрий Конышев. Когда на чемпионатах мира стали на равных выступать любители и профессионалы, нам сказали: ребята, чемпионаты мира — это ваша коммерческая деятельность, поэтому вы ее оплачивайте сами. Мол, договаривайтесь с вашими командами, а федерация не имеет на вас никаких средств. Хорошо, ответил я, проблем нет. Но только потом не надо спекулировать нашими именами, не надо говорить, что у нас есть Тонков, Конышев и Екимов, и под это дело заключать рекламные контракты с фирмачами, брать инвентарь и обязывать нас надевать определенные каски, очки и так далее. На все чемпионаты мира и России, в которых участвовал начиная с 1996 года, я приезжал исключительно за свой счет. И в Сиднее, когда ребята из федерации начали вокруг меня кругами ходить, я им сразу дал понять, что здесь я сам по себе, а они сами по себе.
— А когда они бросились вас обнимать, не хотелось их послать по-нашему, по-русски?
— Очень хотелось. Но слишком много камер там было, поэтому я воздержался. Пусть моя медаль будет гордостью не только моей, но и всей России, но я не хочу, чтобы ею, как медным тазиком, прикрывалась федерация. И если они рассчитывают под мое имя теперь что-то поиметь, предупреждаю — я против.
— Как вы отнеслись к печальной истории российской велогруппы "Рослотто", потерпевшей финансовый крах?
— Это была с самого начала авантюра чистой воды. Почему наша команда должна была базироваться на итальянцах? Я думал, что-то тут не то, какая-то тут комбинация. Так оно и получилось. Поэтому, когда нарыв вскрылся, для меня это не стало неожиданностью.
— Российский велоспорт достиг сейчас, судя по всему, низшей точки падения. Видите ли вы выход из этой ситуации?
— Разрыв между горсткой, которая осталась от старой школы — Конышевым, Тонковым, Екимовым, Сергеем Ивановым, и нынешними российским гонщиками, для которых наш уровень недостижим, сегодня огромен. Поэтому в России должно быть что-то, на что молодым можно было бы ориентироваться. Словом, спасти отечественный велоспорт и вывести его на новый уровень способна только своя, российская профессиональная команда, которая бы выступала и на международных, и на российских соревнованиях. У поколения, которое подрастает, должна быть планка, которую надо, а главное, реально взять.
— Но годовой бюджет профессиональной команды даже второго дивизиона — минимум $1,5 млн...
— Тем не менее первую и по-настоящему российскую профессиональную велогруппу с нового года уже выразила желание спонсировать газовая компания "Итера", президент которой Игорь Макаров и многие его менеджеры в прошлом велосипедисты и велотренеры. Это их решение, насколько я понял из разговоров с ними, не будет изменено в последний момент. Сейчас все идет к тому, что команда второй категории "Итера", основу которой составят гонщики из питерского велоцентра Александра Кузнецова, в ближайшее время займет свое место в профессиональном велоспорте.
— А вы свое место в команде "Итера" определили?
— Мой тренер Кузнецов хочет видеть меня гонщиком еще лет пять, и в будущем — именно "Итеры". Но на данный момент это невозможно — у меня контракт. А дальше будет видно. Лично я не хочу гоняться еще пять лет. Но вполне вероятно, что через год-два я на какое-то время стану "играющим" спортивным директором команды и буду руководить ею в гонках.
— Не боитесь, что, встав у руля одной команды, вы с Кузнецовым, как две хозяйки на кухне, не найдете общего языка?
— Не думаю. За 20 лет совместной работы мы избежали серьезных конфликтов.
— Какая из ваших наград самая дорогая?
— Последняя. Эта победа уникальна. Как тот миллион, который человек выиграл на лотерейный билет. Мой бывший однокомандник по треку Сергей Хмелинин говорит мне: "Да ты даже не понимаешь, что сделал!" Серьезно, я до сих пор не понимаю, что я сделал. Но я, сколько бы я не выигрывал, Олимпиады или чемпионаты мира, всегда остаюсь таким, какой я есть на самом деле. И думаю, что моя главная победа в жизни состоит именно в этом.