Искусство не принадлежать народу

рассказывает Игорь Гулин

Экспрессионизм, кажется, единственное из главных авангардных течений, не превратившееся в поп, в стиль оформления календариков, чашечек и маек. В этом качестве за все направление отдувается мунковский "Крик" (и то его роль в массовой культуре — исключительно юмористическая, вроде резиновых кукол, изображающих несчастного героя норвежского художника). Экспрессионистов до сих пор можно любить без застенчивых оговорок, без необходимости очищать шелуху дизайна и сувенирных лавок и, как ни странно, все еще можно не только переосмысливать, но и по-настоящему открывать (чем, собственно, занимается нью-йоркский MoMA). Дело тут, может быть, вот в чем: как и весь европейский авангард, экспрессионизм замешан на отрицании привычного видения, связанных с ним ценностей, застоявшегося устройства культуры. Но есть и принципиальное отличие этого стиля от прочих. Разлагая мир, авангардные направления как бы давали ключ к управлению им (понятно, что апогей тут — супрематизм, но почти в такой же степени это относится к сюрреализму, футуризму и пр.). Экспрессионисты — единственные, кто этого не делал, их материалом остались тревога, неуверенность, вопросы без внятных ответов. Атмосфера обреченности вокруг деятельности этих художников обернулась в большой перспективе не то чтобы их триумфом, но наибольшей сопротивляемостью массовой культуре. Ей оказалось сложно переработать опыт экспрессионистов. И, наверное, поэтому во второй половине XX века именно они стали символизировать собой некую зону искреннего художественного действия.

При этом, как и положено авангардистам, немецкий экспрессионизм был движением очень амбициозным, пытавшимся изменить не только эстетические каноны, но и самоощущение общества. Главным инструментом для художников этого направления послужило обращение к искусству печати, эстампам — более дешевым, легче распространяемым и, соответственно, рассчитанным на больший резонанс, чем традиционные картины. На руку им оказалась и стремительная инфляция начала 20-х — люди стали вкладывать деньги в искусство как во что-то более или менее надежное, и доступные эстампы экспрессионистов оказались для этого как нельзя более пригодными. Таким образом, послевоенные отчаяние и растерянность не только давали экспрессионистам прекрасный материал для творчества, но и позволяли им чувствовать себя относительно благополучно.

На выставке в МoМА есть почти все главные имена этого художественного течения. Кокетливо-мучительное одиночество фигур Эгона Шиле и сонный символизм его главного соперника по венскому искусству Оскара Кокошки. Мифологическая нездешность гротескных героев Макса Бекмана и мертвенная завороженность Отто Дикса. Безудержность Эмиля Нольде и отточенность Эриха Хеккеля, его соратника по дрезденской группе "Мост". Второе главное экспрессионистическое объединение, мюнхенский "Синий всадник", куда, в частности, входили Макке, Марк и Клее, представляют гравюры Василия Кандинского, сыгравшего в свой немецкий период изрядную роль в формировании движения. Есть все любимые сюжеты экспрессионистов от кабаре до войны: она представлена не только изощренными ужасами Дикса, но и бездонным отчаянием Кэти Кольвиц.

В работах лучших из немецких экспрессионистов есть ощущение некоторого бессмысленно-щедрого запаса напрасной вселенскости, открывающейся за вглядыванием в какой-нибудь похабный танец или глумящееся изуродованное лицо. И как раз эта нерастраченность, возможно, и обеспечивает столь длительный эффект воздействия их картин.

Нью-Йорк / по 11 июля