Из восьмидесяти восьми фортепианных клавиш мы освоили пока лишь двадцать четыре. Две октавы, закрепленные скрипичным ключом. Подзамочные десять черных и четырнадцать белых. Детские пальчики с разбегу падают на все клавиши подряд. Разбивают вдребезги звуки. Брызги разлетаются по комнате. Повсюду лужицы. Созвучные. Совсем не всегда.
Детям, конечно, давно рассказаны сказки про Мелодию. Про прекрасную фею из страны Музыки, где живут нотные гномы, у которых семь домиков — семь октав. Домики выстроены в нотный стан, в них — диезные окошки и бемольные ставенки. Гномы — черные, белые. Злые, добрые. Ссорятся — слышатся минорные песенки, дружат — мажорные.
Я рассказываю Варе и Феде музыкальные сказки, наигрывая, конечно, что-то мажорное. У них самих пока мелодии не выстраиваются. Получаются нескладные, черно-белые, добрые-злые. Вперемешку.
— Мам, а если фея не пустит злых гномов в дом и закроет дверь на ключ, получится добрая мелодия?
Так не получится. Потому что не бывает белым-бело. Даже когда повсюду снег.
— А если взять цветные карандаши и раскрасить гномам одежки, песенка будет веселей?
Для этого существуют форте, пьяно, крещендо и диминуэндо, стаккато, легато и еще много всякого. Оттенков — множество. Просто в стране музыки все не так очевидно, как на бумаге, для которой придуманы цветные карандаши: дети берут лист ватмана, рисуют ноты и раскрашивают их желтым, красным и голубым.
— А вот эта мелодия — веселая? Давай я раскрашу эту ноту зеленым? Получится созвучнее?
Мы играем на инструменте нарисованное. Мелодия окрашивается в оттенки. Чтобы можно было не только слушать, но и — прислушиваться.
Мне было четыре, когда мы с папой оказались в магазине музыкальных инструментов на Масловке. Там пахло полиролью. И клавиши стремительно ускользали из-под моих пальцев. Я не могла удержать их в октаве. Моей ладони хватало всего лишь на четыре белых и три черные. Мелодии не складывалось. Потом в моей комнате появился инструмент. И оправданием его появлению стало уже не мое желание научиться играть, а — необходимость. Он больше десяти лет был упреком моему детству — в его присутствии было укоризненно играть, рисовать, читать и делать школьные уроки. Он перестал для меня пахнуть полиролью, хотя мама натирала его каждую неделю. В какой-то момент я стала ненавидеть этот инструмент. Мне было двенадцать, когда родителей не оказалось дома, и я воспользовалась их отсутствием для того, чтобы передвинуть фортепиано в гостиную. До сих пор не знаю, откуда взялись силы — без преувеличения. Я делала это потом еще трижды: у нас с фортепиано не складывалась мелодия. Все было черно-белым. А мне хотелось красок или хотя бы цветных карандашей. Когда я болела ветрянкой, клавиши окрасились в зеленый. Но мне слышалось черно-белое. Еще очень долго потом.
После окончания музыкальной школы я зачем-то поступила в училище. Теперь, наверное, мне понятнее, почему у меня так странно не сложилось с музыкой. Все, конечно, предположительно, но ребенку сложно разобраться в полутонах, а черно-белое, как правило, фальшиво, и в жизни так не бывает.
— Я больше не дружу с Данилой,— говорит мне Федя, а я ему рассказываю про то, что черно-белое в отношениях не слишком уместно, хотя — проще всего. Не всегда под рукой цветные карандаши.
Рассказывая детям про черно-белое и цветное, я играю одну и ту же мелодию в разных оттенках — набор одинаковых нот, но сперва — весело, а следом — очень грустно. Они слышат. И поют песенку Водяного. Сначала очень задорно и весело, а потом — грустно.
— Федя, где моя шапка? — Варя злится, потому что мы опаздываем в сад.
— Где же моя шапка? — нараспев говорит Федя, укладывая слова в мажорное и созвучное. Варя улыбается.
Мне кажется, что им стало чуть-чуть понятнее про черное, белое и цветное. Что можно — очень по-разному. Ведь есть цветные карандаши. Тут же, кстати, на всякий случай — ластик. Окончательно не сотрешь, но очевидно неправильное удастся еще исправить. Дети, кажется, улавливают суть.
— Мам, вот это — заявление, которое надо отнести в музыкальную школу. Только ты не забудь там написать, что я хочу играть на флейте, а Федя — на виолончели. Не забудь, ладно?
К ним в детский сад сегодня приходил детский оркестр и теперь, получается, у меня не так много вариантов — рассказывать сказки про Мелодию им буду, очевидно, не я. И совершенно, кстати, не факт, что цветных карандашей там окажется достаточно, чтобы не только черное и белое, чтобы — не всегда полутона. И поэтому я совершенно не знаю, насколько созвучными окажутся их мелодии. И достаточно ли там будет разноцветных нот.
Заявления в музыкальную школу пока у меня. Лежат в сумке, никуда не отнесенные. Но аккуратно заполненные.