Выставка живопись
Братья Алексей и Сергей Ткачевы, долгожители советского искусства, имеют собственный музей в Брянске и всю свою художественную жизнь изображают быт деревни и прилегающие к нему сценки из истории. На первой музейной выставке художников-деревенщиков побывал ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Алексея (родился в 1925-м) и Сергея (родился в 1922-м) Ткачевых принимают в Третьяковке с торжественностью, обычно приберегаемой для старых мастеров. Но старые они по паспорту, а не по таланту. На стенах очень много эскизов, этюдов и прочей живописной кухни, будто корпус шедевров уже сложился и общепризнан. Сама выставка называется просто — "О Родине", с большой буквы, как будто Родина — это слово, не вызывающее дискуссий и споров, а Ткачевы — художники, которые родились с единственно верным пониманием его смысла. Недоумение тяжелеет при взгляде на текст, сопровождающий выставку. Оказывается, выставку следует смотреть как размышление о "национальной принадлежности". Ничего нового о "национальной принадлежности", она же — гордость великороссов, Ткачевы сказать не могут и ограничиваются надежным набором из колоколов, березок, бань и румяных младенцев с русыми волосами.
Понятно, что нигде в Европе выставка художников, взыскующих установить силой своего таланта чью-либо "национальную принадлежность", невозможна, по крайней мере в государственном музее. Вряд ли сотрудники Третьяковки специально усиляли неприятные акценты. Они просто не подумали — печально, но предсказуемо. Хуже то, что в своем развитии Ткачевы проделали полный круг. Когда-то старшего, Алексея, сам Игорь Эммануилович Грабарь позвал в Москву учиться, увидев работы брянского самородка, присланные на конкурс "Образ Родины". Дело было в 1949 году, высшей точке кампании против космополитизма, "инородцев" гнали со всех сколько-нибудь приподымавшихся над плинтусом постов, а от деятелей культуры требовали восхваления "титульной нации". В наше время образ врага из-за границы претерпел некоторые изменения и стал — хоть это и слабое утешение — общеевропейским. В Европе политики-консерваторы стоят в очереди, чтобы объявить о провале политики мультикультурализма, дальнего родственника космополитизма. В России никакой особой политики мультикультурализма отродясь не было, зато случилась Манежная площадь. На таком фоне березки с речками в качестве общероссийского эталона на выставке "О Родине" выглядят странно, хотя сами Ткачевы, скорее всего, от национализма далеки. Впрочем, даже если бы они и высказывали радикальные взгляды, художник сегодня далеко не властитель дум и на общественном радаре выглядит слабо мерцающей точкой. Это просто популярная в свое время тема, на которой кто только не выезжал — и Глазунов, и Шилов, и многие другие.
За одаренность можно многое простить, но и здесь Ткачевых реабилитировать не удастся. К счастью, у них были хорошие учителя, и гладкописью в шиловском духе Ткачевы не занимались. Братья были эпигонами главного специалиста по деревенской теме Аркадия Пластова. Они с жадностью заимствовали сюжеты и манеру передвижников и других художников, близких к народу. Выставка почти целиком состоит из подражаний Архипову, Малютину, Репину, Соколову-Скаля и Пластову; свое слово Ткачевы не говорят и, по-видимому, не чувствуют в этом необходимости. В конце концов, роль традиционалистов выдумок не предполагает. Среди этюдов можно отыскать несколько симпатичных колористических наблюдений. Но цвета бледны, тени неглубоки, и ощущение такое, что какого-нибудь передвижника второго ряда как следует обработали наждачной бумагой, смазав тональные переходы в кашу. Чувство формы братьям чуждо: фигуры, особенно обнаженные, вызывают недоумение, и если ткачевские натурщики и натурщицы действительно выглядят так, то им стоит только посочувствовать.
И все-таки о какой родине идет речь? И о какой деревне? Действительно, люди раньше жили в деревнях, а еще раньше — в пещерах. Но в нашей стране индустриализация в прошлом веке развивалась так, что людей, рожденных в городах, давно больше, чем деревенских. Это прошлое вымывается, деревни заселяются дачниками. Ткачевы пишут скорее прародину. В их картинах последними достижениями цивилизации являются детская коляска и винтовка. Между этими атрибутами патриархального мира и располагается ничья земля Ткачевых, написанная слишком неубедительно, чтобы быть правдой, и не настолько виртуозно, чтобы стать сказкой.