Гастроли танец
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко прошли гастроли французского Национального хореографического центра Roubaix Nord--Pas-de-Calais, организованные театром при содействии Institut Francais: три новеллы из своего цикла "Короткие истории" представили знаменитая модернистка Каролин Карлсон и ее артисты, а посмотрела ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Уникальная танцовщица и хореограф Каролин Карлсон, американка финского происхождения, считается повитухой французского современного танца. В середине 1970-х прозорливый директор Парижской оперы Рольф Либерман убедил ее возглавить группу театральных исследований при руководимом им театре. В этом бастионе старинных традиций за шесть лет Каролин Карлсон поставила 25 авангардных танцпьес и раскачала французскую "новую волну" хореографии, обучив "думать телом" целую плеяду талантливых авторов, валивших в подвалы роскошного Palais Garnier "прямо с улицы". Покинув Париж в начале 1980-х, она возделывала целину современного танца в других странах Европы, изучала искусство Японии и Китая. А в середине 2000-х вернулась во Францию — создала в Париже труппу-школу под названием "Ателье" и возглавила Национальный хореографический центр Roubaix Nord--Pas-de-Calais, собрав под его крышей разноплеменных хореографов и артистов.
В Москву Каролин Карлсон привезла три новеллы из своего многолетнего цикла "Короткие истории", объединив их общим названием — "Мистическое путешествие". Ибо смыслом всех этих пластических странствий по разным странам является религиозно-философское постижение мира, а конечной целью — самопознание и самосовершенствование. Звучит высокопарно, но адекватно хореографическому языку Каролин Карлсон — патетическому, экспрессивному и одновременно предельно условному, полному знаков-символов, зашифрованных в движениях. Впрочем, расшифровывать хореографическую тайнопись вовсе не обязательно: пластическая речь, сотворенная Каролин Карлсон, воздействует подобно шаманскому камланию — помимо рассудка и воли. Она завораживает и вводит в транс.
Пластика Карлсон, вложенная в чужие тела, сохраняет таинственность ворожбы, но воздействие ее неизмеримо слабее. Японская пара — хрупкая, нежная и отчаянная, как камикадзе, Тинацу Косакатани и живописный, с фараоновской бородкой и конским хвостом на затылке, Ютака Наката — наполнила 25-минутную композицию "Ли" на музыку Алекси Обри-Карлсона отчетливым японским колоритом. Артисты сплетались в поддержках, как инь и ян; резко меняли ритм, переходя от лирической заторможенности к боевому ногомашеству; красная палка, переходя из рук в руки, сверкала мечом Черной Мамбы; соперники то и дело испускали дух и оживали вновь; танцовщица приклеивала к потной спине партнера тонкие полоски рисовой бумаги с иероглифами, превращая его то ли в птицу, то ли в живую доску объявлений. И все это восточное изобилие сбивало с толку путаным и затянутым многословием.
«Пороки и добродетели» Каролин Карлсон не утратили своего масштаба даже на фоне фресок Джотто
Фото: Лев Зайцев, Коммерсантъ
Для Сары Орселли, своей верной последовательницы и ассистентки, Каролин Карлсон сочинила новеллу "Мандала" на музыку Микаэля Гордона. Мощное соло, пространственно ограниченное двумя кругами (маленьким световым — и внешним, обозначенным рассыпанным белым песком), композиционно построено как движение из светового центра на темную периферию и обратно, к свету. Расширение пространства минималистского танца поддержано увеличением амплитуды жестов и нарастанием их эмоциональности. Монотонное кружение, подобное пляскам суфийских дервишей, разрывается бешеными батманами и хлещущими, как бич, перегибами корпуса, чтобы вновь затихнуть в медитативной прострации. Сконструировано все это с безупречной логикой, предоставляющей свободу для любых трактовок "Мандалы" — от традиционных буддийских до юнговской, психоаналитической. По хореографии эта часть "Мистического путешествия" оказалась самой сильной. Но, увы, у Сары Орселли, бывшей пловчихи, конечности минимум на десять сантиметров короче, чем требуется для "Мандалы", замешенной на телесной красоте не меньше, чем на актерском темпераменте. И хотя итальянка практически скопировала манеру своей наставницы и танцевала с истовой самоотдачей, можно представить себе, как выиграло бы это соло, будь оно поставлено лет 20 назад и исполнено самой Каролин Карлсон.
Потому что даже в свои 68 лет она непревзойденна и неотразима. На вечере танцовщица-хореограф исполнила 18-минутное соло "Пороки и добродетели (Джотто)" на музыку Гэвина Брайерса, пластически пережив гнев и умиротворение, надежду и отчаяние и еще пять оппозиционных пар состояний души. Худая, высоченная, с ногами, начинающимися чуть ли не от подмышек, с бесконечными, властными, фантастически выразительными руками, с торсом позднеантичной статуи — она танцевала, не сходя с пятачка постамента, практически не отрывая ног от пола, лишь покачиваясь и поворачиваясь вокруг своей оси и изредка совпадая в позах с джоттовскими святыми и грешницами. И этот ее танец, точный, как резец скульптора, и пронзительный, как запоздалая исповедь, дарил ощущение причастности к чуду — будто за Каролин Карлсон маячили тени всех ее великих предшественниц, от Мари Вигман до Пины Бауш, составивших историю современного танца.