Премьера кино
Сегодня в московском кинотеатре "Октябрь" пройдет премьера долгожданной экранизации романа Виктора Пелевина "Generation П", рассказывающего о рекламном бизнесе в России конца 1990-х. Несмотря на заявления режиссера Виктора Гинзбурга о том, что он позволил себе "хулиганство" со сценарием, фильм представляет собой аккуратный пересказ романа, подвергшегося незначительным сокращениям и робким дополнениям. Пиетет постановщика по отношению к культовому тексту показался ЛИДИИ МАСЛОВОЙ немного чрезмерным.
Совершенно ясно, что при изготовлении сколько-нибудь адекватного пелевинским текстам фильма следует прежде всего учитывать, насколько Виктор Пелевин любит поиграть со своей target group и поморочить ей голову. Не в том смысле, что он пишет не то, что думает,— просто в его понимании писатель не инженер человеческих душ (хотя слово "душа" встречается у него через страницу) и не бытописатель-социолог (хотя желающие ощутить "дух времени" всегда найдут у него точные наблюдения за текущей ситуацией), а скорее фокусник, иллюзионист, показывающий волшебную, магическую изнанку реальности (которая к тому же, как известно пелевинским читателям, никакая не реальность, а так, рябь на поверхности ума). В этом смысле "Generation П", вероятно, один из самых иллюзорных и психоделических пелевинских романов, в котором несколько уровней фальшивой "реальности", рекламной, политической, наркотической, громоздятся друг на друга, как ярусы Вавилонской башни, являющейся одним из ключевых образов и замаскированной, как это водится у Пелевина, под вполне рационально объяснимый объект обыденной действительности — недостроенную станцию ПВО в подмосковном Расторгуево.
Кадр из кинофильма «Generation П»
Американец с российскими корнями Виктор Гинзбург эту станцию ПВО раннего оповещения видит лучше и отчетливее, чем проступающую за ней Вавилонскую башню, на вершине которой поджидает героя, копирайтера Татарского (Владимир Епифанцев), выбравшая его в мужья богиня Иштар (которая давно уже и не богиня никакая, а чистая идея золота). Возможно, режиссер повелся на социологический термин в названии "Generation П" и прочел книгу слишком серьезно, как натуральную энциклопедию русской жизни конца 1990-х, поэтому даже не попытался показать иллюзионисту Пелевину ответный фокус и намекнуть, что создавать интересную пеструю рябь на поверхности своего ума умеет не один Виктор Олегович. Режиссер Гинзбург повел себя с романом, как прилежная швея, вырезающая выкройки из журнала "Работница" и холодеющая при мысли о том, чтобы вставить где-нибудь от себя пару лишних рюшечек. Нельзя, впрочем, сказать, что их в фильме совсем нет, но диалогу между романом и фильмом они не слишком помогают.
Кадр из кинофильма «Generation П»
В фильме генерировать слоганы Татарский начинает не после поступления в рекламное агентство, а по зову сердца, еще сидя продавцом в коммерческом ларьке и продавая презервативы — пелевинскую шутку "БМВ в мире гондонов" киногерой дополняет энергичным довеском "Все лучшее — на х...й!". В этом гусарском юморе, допустим, что-то есть, а вот идея заменить в известном клипе про "реальный взрыв вкуса" растворимый кофе на мятную свежесть, а пелевинский слоган "Братан развел его втемную. Но слил не его, а всех остальных" исправить на "Братану нравилась прохлада, а остальных он жарил" представляется менее удачной (хотя молодежь, не знакомая с первоисточником, все равно взрывается хохотом). Но все это мелкие частности, почти незаметные в фильме, который и начинается слово в слово, как роман, и заканчивается тем же клипом, в котором утомленный Татарский пытается и никак не может уйти за горизонт на банке "Туборга".
Кадр из кинофильма «Generation П»
Главное сюжетное нововведение Гинзбурга касается политической линии: сотрудники "Межбанковского комитета", имитирующего политическую реальность, оцифровывают и делают популистским кандидатом в президенты шофера Колю (Андрей Панин), но придуманная этому бренду избирательная легенда до пелевинского уровня сарказма и цинизма не дотягивает. Самый, пожалуй, оправданный режиссерский ход — активное использование в камеях популярных деятелей российского медиапространства. Порой из сумрака выдвигается зловещая фигура бывшего шеф-редактора "Коммерсанта" Андрея Васильева (когда виртуальные политтехнологи подбирают близкое народу имя для свежевылепленного кандидата, Васильев произносит шутку, которую он сам же, наверное, и придумал: "Вася не подходит, Вася — это подберезовик"). Леонид Парфенов со своей фирменной ностальгически-мемуарной интонацией подводит предварительные итоги рекламной деятельности Вавилена Татарского, Роман Трахтенберг жирными штрихами изображает порочного публициста Сашу Бло, Сергей Шнуров смотрит куда-то очень глубоко внутрь себя в роли подмосковного шамана Гиреева, Иван Охлобыстин трясет бородой копирайтера-славянофила Малюты, раза три озаряет гламурным сиянием экран Рената Литвинова в роли секретарши. Это, в общем, хорошая идея, чтобы люди из телевизора максимально плотно обступали героя, заслоняя его, потому что он, в сущности, и сам нечто вроде телевизора, пассивно принимающего сигналы извне и генерирующего в ответ рекламные галлюцинации. "Ты — посредник, и ты же — послание",— говорят Татарскому манипулирующие им начальники, напоминая о популярном афоризме Маршалла Маклюэна "Medium is the message", который в пелевинском контексте тоже выглядит как вариант рекламного слогана. Однако в маклюэновском смысле режиссер Виктор Гинзбург как интерпретатор Пелевина слишком безропотный и безвольный посредник, чтобы его фильм мог коммуницировать со зрителем самостоятельно, а не как оцифрованная копия пелевинского послания.