Еще до того, как Агентство по ядерной безопасности Японии присвоило аварии на АЭС "Фукусима" наивысшую степень опасности по семибалльной шкале, радиофобия охватила население разных стран, находящихся порой за тысячи километров от Японии
На Дальнем Востоке в аптеках кончаются йодсодержащие препараты, в магазинах — дозиметры, защитные маски и сухое красное вино. Самый популярный рингтон в Приморье — характерное пищание счетчика Гейгера. Нервозность и страх витают в воздухе. Несмотря на регулярное оповещение на сайте МЧС, что "угрозы для населения нет, радиационная опасность не прогнозируется", на Сахалине в первые же дни после катастрофы в Японии были раскуплены авиабилеты. Многие уезжают в Центральную Россию — там, говорят, безопаснее. Формально так и есть: от Москвы до Фукусимы 7500 километров. Правда, оказывается, что страх живет и в столице — дозиметры подорожали с 5 тысяч до 20 тысяч, да и тех в большинстве магазинов уже нет. У людей возникает новое представление о том, что является товаром первой необходимости. Психиатры предупреждают: налицо первые симптомы фобии.
— Радиация для человека — вещь непонятная,— говорит исполняющий обязанности директора Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского Зураб Кекелидзе.— Ее не видно, не слышно, нельзя ощутить телом или почувствовать запах. То есть в нашем понимании это вещь иррациональная, мы ее никак не можем определить. А чего люди боятся больше всего? Неизвестности и неопределенности.
Молодой ужас
Радиофобия — явление сравнительно молодое. Долгое время она пресекалась благодаря повышенной секретности, существовавшей вокруг ядерного оружия и так называемого мирного атома. Американцы тщательно засекретили все материалы по Хиросиме и Нагасаки, а Советский Союз активно замалчивал случаи облучения персонала во время аварий на военных заводах и испытаний ядерного оружия на своих полигонах. Поэтому вплоть до 1986 года страха перед радиацией в массовом сознании практически не было. Прослышав о Чернобыле, простые люди не спешили к психиатрам: во-первых, их боялись, во-вторых, о самой угрозе было известно мало. Сами психиатры общались с теми, кто оказывался в непосредственной зоне риска. Врачи рассказывают, как перед отправкой рабочих на Украину для предотвращения последствий аварии с ними проводили специальные беседы. Врачи действовали методом логических убеждений: у вас, мол, есть все средства защиты от радиации.
В целом до нынешней весны радиофобов было намного меньше, чем тех, кто страдает "традиционными" фобиями, например клаустрофобией — страхом замкнутого пространства или охлофобией — страхом толпы, из-за которой человек не может ездить на общественном транспорте и ходить в супермаркеты. По мировой статистике, практически 9 процентов населения земного шара страдает теми или иными фобиями, причем в основном это люди самого что ни на есть работоспособного возраста — от 25 до 45 лет. За последние 10-20 лет особенно возросло количество болезненных страхов, связанных с техникой и техногенными катастрофами: люди боятся терактов, мобильных телефонов, компьютеров, обрушения высотных зданий от землетрясений, падения мостов, промышленных аварий с утечкой химикатов и даже гигантских пробок. Специалисты кафедры психиатрии и медицинской психологии Университета им. Сеченова убеждены, что на этом фоне бояться радиации — вполне нормально. Но если вдруг человек на фоне этого страха начинает вести себя неадекватно — пора бить тревогу. В Приморье, например, ребенок получил ожог лица от йода: мама намазала, чтобы защитить от радиации.
Место, где живет страх
Людям вообще свойственно бояться — это нужно, чтобы выжить. Нам эволюционно было "полезно" бояться высоты или длинноногих мохнатых пауков. В отличие от этого нормального чувства, фобии — это страх, который абсолютно не обоснован и не нужен для выживания, страх бесполезный и изматывающий. Но провести даже такую простую классификацию в современном мире трудно.
Например, в Японии взорвался реактор, паникующих людей эвакуировали, померили счетчиком Гейгера, выяснили, что все в порядке, и все успокоились. Это нормальная реакция, страх здесь был адаптивен. Но вот другая ситуация: дозиметр не обнаружил у вас радиации, а вы, вместо того чтобы успокоиться, начинаете хождение по врачам в попытке найти это заражение, теряете сон, чувствуете разлагающее действие невидимых частиц в своем организме. Это тот самый дезадаптивный страх, когда человек тратит время на то, чего в реальной жизни нет. В третьем случае заражение не особо большое, а вы взяли и сбежали из Японии, бросив работу. В данном случае никто не знает, где адаптивный страх, а где дезадаптивный. Ведь если там рванет третий реактор, а он вполне может рвануть по-настоящему, то последствия будут самые плачевные. Поэтому кто его знает, адаптивная это реакция или дезадаптивная?
При этом разобраться в терминах иногда просто необходимо. Ведь простые страхи обычно не лечат: боязнь высоты, грозы, пауков, змей — с этим можно жить долгие годы, даже если порой возникают приступы паники. Другое дело, если страх сопровождается избегающим поведением.
— Любой приступ страха, как правило, сопровождается целым рядом стандартных эффектов,— говорит профессор Роберт Эдельманн из Британского национального общества фобий,— человека бросает то в дрожь, то в холод, у него выступает пот, учащается сердцебиение, наступает удушье, слабость, расстройство желудка. При этом важно осознать, что происходит вслед за этим. Одно дело, если после приступа паники человек живет нормальной жизнью, а другое — если он строит свою жизнь исходя из страха перед какой-то ситуацией или объектом.
Чтобы страх перешел в стадию фобии, обычно он должен пройти момент фиксации, когда основные симптомы страха связываются с какой-то конкретной ситуацией.
— Представьте себе, что дама находится в метро,— говорит психотерапевт Зураб Кекелидзе.— Ночью она не спала, у нее плохое самочувствие, накатила усталость после конфликтов в семье и на работе, и она от всего этого чувствует недомогание — нехватку воздуха, головокружение и так далее. И в это время поезд останавливается. Машинист ничего толком не объясняет, у нее возникает страх, потом паника, и сознание четко фиксирует связь, что это состояние возникло в метро. Из этой фиксации может возникнуть фобия. А может не возникнуть.
Национальность страха
Согласно исследованиям Национального института психического здоровья США, каждый человек наследует от родителей два особых гена — по одному от отца и от матери. Эти гены, в свою очередь, делятся на длинные и короткие. Малыш, получивший в наследство два длинных гена, скорее всего вырастет смелым и отважным. Тот же, у кого имеется короткий ген, выйдет менее храбрым. Все дело в том, что эти гены по-разному транспортируют в нашем организме серотонин — вещество, которое обеспечивает передачу нервного импульса. Другими словами, природа страха во многом носит биохимический характер, поэтому кто-то из нас больше предрасположен к фобиям, кто-то меньше.
— Не только природные или искусственные условия формируют страх,— говорит Зураб Кекелидзе.— Волей или неволей в ребенке его формируют взрослые — будь то родители, будь то воспитатели. То есть воспитание различными способами проявляется как воспитание чувства страха. Дальше в течение жизни оно формируется у каждого человека, и в значительной степени это дает определенный модус поведения, который человек использует в своей жизни.
К тому же отношение к фобиям в каждой стране имеет национальную окраску. Если в США выплескивание эмоций на родных или психоаналитиков считается нормой, то в странах Азии ровно наоборот. В России, в принципе, исторически к психиатрам без тяжелых клинических проявлений ходить не принято. В этом специалисты видят одну из основных проблем лечения фобий: без внимания врачей эти страхи начинают усугубляться и притягивать "себе подобных". Если изначально человек боялся ездить на автобусе, то потом он уже не может войти в троллейбус, а в дальнейшем — вообще перестанет выходить на улицу, погружаясь в некий иллюзорный мир, бороться с которым намного труднее, чем с фобией.
Перед тем как назначить курс лечения, психиатр обычно проводит с пациентом тест, выясняя "градус страха". Вопросы могут звучать по-разному: от простого "Боитесь ли вы радиации?" до "Беспокоит ли вас возможность болезненных изменений в вашем психическом состоянии?".
— Один из распространенных методов лечения — антистрессовый,— говорит Зураб Кекелидзе, — напоминающий специфический способ обучения плаванию, когда человека толкают в воду — пусть барахтается. Вот точно так же и в психотерапии.
Под антистрессовым методом профессор Кекелидзе имеет в виду так называемую экспозицию, когда пациента помещают в условия, которых он боится. Так психиатры повышают порог чувствительности к конкретному страху. Конечно, не всякую фобию вылечишь таким образом — не устраивать же ядерную войну ради экспозиции для радиофоба. Поэтому от боязни радиации лечить предлагают другими способами, например длительными психиатрическими сеансами, на которых врач постепенно подводит пациента к мысли, что до глобальной катастрофы дело скорее всего не дойдет. При этом из лекарств чаще всего предлагаются таблетки, которые на Западе из-за популярности получили название "карманные" — транквилизаторы и антидепрессанты. Они снижают общий уровень тревожности и тем самым предупреждают атаки панического страха. Популярность подобных препаратов за последние два десятилетия настолько возросла, что сделала миллиардерами фармакологические концерны.
Милиционер и радиация
За последнее 50 лет человеческое общество становится все более благоприятной средой для зарождения и распространения страхов. Анализируя их, социологи выхватывают специфику времени. В этом смысле радиофобия теперь надолго будет связана в медицинских историях и исторической памяти с аварией на японской АЭС. Но российские специалисты убеждены, что в нашей стране особого всплеска радиофобии не будет — все ограничится вполне нормальным страхом, потому что исторически россияне больше боятся иных вещей, нежели техногенных катастроф. Согласно недавнему исследованию Института социологии РАН совместно с представительством фонда им. Фридриха Эберта в России, больше всего россиян, особенно в провинции, тревожат "уличные страхи", на втором месте — страх во время посещений государственных учреждений — милиции, суда, административных органов (25 процентов). Интересно, может ли кто-то в мире понять россиян, уверенных, что милиционер и судья страшнее проникающей радиации?