Свобода безупречности

В музее современного искусства Шанхая — выставка Culture Chanel. Эти слова очень близки новым китайцам. Для них Шанель — символ всего самого прекрасного.

Эта выставка построена по тому же принципу, что и московская, прошедшая в ГМИИ три года назад. Все творчество Шанель и его культурный контекст поделены на условные пять групп или категорий — пять, как известно, число-фетиш самой Коко. Категории обозначены весьма расплывчато: Истоки, Абстракция, Невидимое, Свобода и Воображаемое. Истоки, разумеется, монастырское детство Шанель — противопоставление аскетичной одежды монахинь роскоши одежд священнослужителей и самого религиозного церемониала. К Истокам куратор отнес и любимые Шанель звезды, солнце, луну, изображения которых были выложены на мозаичном полу монастыря. Именно это вошло в ее первую и единственную ювелирную коллекцию 1932 года Bijoux de Diamants, которую нынешние ювелиры дома Chanel цитируют снова и снова. Здесь же витражи часовни с их плавными изгибами, которые, по одной из версий, стали прообразом логотипа Chanel. А вот и каменная головка девушки в монашеском уборе, датированная ХV веком,— сходство с головными уборами из коллекций Шанель поразительно. Монашеские одеяния с их аскетичной простотой и строгостью линий стали главным козырем Шанель на всю жизнь.

Под Абстракцией куратор выставки подразумевает желание очиститься от всего ненужного, наносного, от деталей и декора, освободить форму и подчеркнуть линию. И здесь вещи Шанель соседствуют с фотографиями Родченко, снимками зданий в стиле Баухауса и произведений великого архитектора Ван дер Роэ.

По сути, Шанель стала первым минималистом в истории моды ХХ века. Даже свои духи она назвала просто цифрой (#5, разумеется!) и разлила их в прямоугольные флаконы, безупречная строгость которых сама по себе делает их произведениями искусства. Из коробок от Chanel #5 на выставке построены башни…

К Абстракции отнесено и маленькое черное платье 1926 года — символ освобождения от любого украшательства. Следуя этой логике, куратор помещает в этот раздел и сборник маленьких пьес Стравинского под названием «Пять пальцев». Выглядит красиво и действительно вполне абстрактно. Зато находящийся рядом рисунок — изумительный портрет Стравинского работы Пикассо — вещь неожиданно реалистически прекрасная.

К той же категории Абстрактного относит куратор и знаменитый твидовый костюм Chanel, созданный уже в пятидесятые годы,— белый прямоугольник, заключенный в темную прямоугольную рамку,— его сопоставляют с полотнами Мондриана. И снова карандашный набросок Кокто, изображающий саму Шанель вполне реалистично, но без лица,— более чем изысканная вещь, очень точно, совсем не абстрактно передающая ее особенную манеру держаться непринужденно и естественно.

Есть здесь и фотография знаменитой лестницы в доме на рю Камбон, которая отражается в сотнях зеркал,— ар-деко, превратившееся в кубизм. Есть и куда менее пафосные свидетельства абстрактного мышления Шанель и художников, ее окружавших,— именно здесь точка пересечения Шанель с русским авангардом: она украшала свои платья принтами, созданными русскими художниками первого эшелона, Варварой Степановой и Ильей Зданевичем. Принты выглядят современно и сегодня, когда мода на ар-деко возвращается.

Невидимое, пожалуй, самый сомнительный раздел выставки, потому что под невидимым подразумевается тяга Шанель ко всему неочевидному, эфемерному, в частности к амулетам, оберегам, магическим числам, которыми для нее были 5 и 19. В моде это выражалось — во всяком случае, по мнению кураторов — во внимании к скрытому, невидимому: к драгоценным подкладкам, к цепям, которые она прокладывала в подолы своих жакетов, к алой подкладке черной стеганой сумки и т. д. Она считала, что изнанка вещи более красивая, чем лицо,— это и есть истинный люкс. Впрочем, в этом она не была уникальна.

Сколь бы абстрактными ни были все эти категории, именно Свобода — едва ли не главное, чем можно охарактеризовать все, что делала и к чему стремилась Шанель. Она была олицетворением женщины нового времени, свободной от предрассудков и зависимости от мужчины. И в одежде она всегда стремилась именно к свободе. Ничто не должно было сковывать движений — юбка скроена для того, чтобы ногу закинуть на ногу, а пройма рукава — чтобы спокойно скрестить руки на груди. Свободомыслие стало основой ее успеха — заимствование из мужской одежды, превращение в люкс всего, что считалось бедным и убогим, платья-сорочки, майки, матроски, широкие мужские штаны, пляжные пижамы и куртки. На выставке матроска 1917 года из шелка цвета топленого молока — едва ли не самое совершенное творение Шанель. Знаменитые фотографии — Шанель в матроске и трикотажных пижамных штанах, в мужских брюках и мягком джемпере. Ко всему надеты крупные украшения — одно из самых заметных проявлений ее вольнодумства. Противопоставить пафосное обыденному, нарядное повседневному — в этом и состояло ее свободомыслие.

Воображаемое — то есть выдуманное. Девочка-сирота, рожденная и выросшая в бедности, Шанель всегда мечтала о другой жизни, красивой, независимой, богатой. И когда эта новая жизнь сделалась реальностью, она стала придумывать свое прошлое, создавать легенду, в которой вымысел смешивался с правдой и границы их стирались. Она всегда любила красивые сказки. Отсюда ее любовь к венецианским палаццо с их мозаиками и к византийской роскоши русских церквей, пряной яркости китайских лаков и миниатюр. Вероятно, ей нравилось представлять себя ренессансной красавицей. Ее героиней была Екатерина Медичи, именно ее наряд она копировала, создавая свой знаменитый бархатный костюм с кружевным воротником-стойкой, в котором она на хрестоматийной фотографии Гойнингена-Гюне 1939 года. Сам костюм выставлен на почетном месте рядом с его парафразом работы Карла Лагерфельда.

И наконец, милое послесловие — в отдельной комнатке показывают рекламные ролики духов Chanel, начиная с семидесятых, с Катрин Денев и Кароль Буке. Интересно, что те старые ролики куда более ироничные и менее пафосные, чем современные. А казалось бы, могло быть наоборот. Самоирония — сильная сторона именно современной моды. Вероятно, великой Шанель она была бы по душе.

Ольга Михайловская