В концертном зале отеля "Космос" состоялся тематический вечер под названием "Древнегреческая мифология и балет". Это первая часть цикла, далее отношения с мифологией будут выяснять опера, драма и изобразительное искусство.
Идея цикла пришла в голову антрепренеру Валерию Сергееву — главному поставщику балетных бригад на Кипр и в Грецию. Идея здравая. В мифологических сюжетах балет черпал вдохновение с рождения: еще 400 лет назад любимой ролью Людовика XIV (которого французы считают первым профессиональным танцовщиком) был Аполлон, отчего монарх и получил кличку Король-солнце. Амуры и зефиры не слетали со сцены в пушкинские времена; в пору академического расцвета мэтр Петипа именовал стройные шеренги женского кордебалета то наядами, то дриадами; следующая вспышка анакреонтической эпидемии поразила балет в эпоху декаданса, а в 30-е годы советские балетмейстеры умудрились придать мифам явственный героический акцент. Так что репертуар для тематического вечера набирался обширный.
Публика подобралась культурная — энтузиастки-пенсионерки, родители с детьми, приглашенные официальные лица. Вечер вела Элеонора Беляева (та самая, из "Музыкального киоска") — в черной тунике, с греческой прической и гримом трагической Федры. Глубоким чарующим голосом с богатыми модуляциями она зачитывала избранные места из популярной книжки "Мифы Древней Греции", а балетные номера служили живой иллюстрацией.
Вечер открыл знаменитый "Послеполуденный отдых фавна" Вацлава Нижинского, наделавший в 1912 году в Париже много шуму по причине эротической распущенности: Фавн занимался вуайеризмом (подсматривал за купающимися нимфами) и фетишизмом (развлекался с покрывалом, утерянным купальщицей). Со временем балет был зачислен в первенцы хореографического модернизма и никого больше не шокировал. Однако в исполнении Санкт-Петербургского балета "Римский-Корсаков" и его руководителя профессора Никиты Долгушина хрестоматийный спектакль обрел первозданную непристойность. 62-летний танцовщик, изображавший пробуждение чувственности, шлифовал эротичные профильные позы, сверкал глазами, шевелил хвостиком и топотал ногами в золотых башмачках. Пухлая нимфа пугалась, как провинциальная студентка на экзамене, услышавшая нескромное предложение из уст уважаемого профессора. Знаменитый финал мэтр исполнил с отточенным мастерством: расстелил покрывало, воздел крестец, резко опустил и прогнулся с распахнутым ртом. Московская публика сначала подавленно замерла, но, придя в себя, ответила растерянным аплодисманом.
После такого зачина классическое па-де-де "Диана и Актеон", поставленное Агриппиной Вагановой в оптимистичные 30-е, выглядело топорной производственной гимнастикой. Морихиро Ивата, маленький японец из Большого театра, истосковавшийся на ролях Коньков-Горбунков и Обезьян, жаждал блеснуть техникой и прыжками. Дорвавшись до героического Актеона, он рвал кулисы разножками жете и метал пируэты крупным бисером. Зато его элегантная коллега Анна Иванова передвигалась, как по светской гостиной — избегая резких движений и смещаясь от центра не более чем метра на три.
Финальным испытанием стала "Вальпургиева ночь", представленная "Русским балетом" Вячеслава Гордеева. Знаменитую хореографическую сюиту советского классика Леонида Лавровского в редакции профессора Гордеева было не узнать. Кордебалет, сбившись в кучу, вяло лягался и пихался локтями. В центре беспрестанно вертелся и вихлялся солист-пан. В общую кучу вклинивалась солистка-вакханка с лицом заматеревшей труженицы прилавка, грубо наворачивала пируэты, остервенело скакала на пуантах, но опасливо шла на верхние поддержки к рослому, но чахлому партнеру-вакху.
А впрочем, просветительский вечер удался: невинная публика охотно приобщилась к мифам и балетной истории. Записавшее вечер ТВЦ приобщит к прекрасному телеаудиторию. А качественно исполненный балет, похоже, останется неким историческим мифом.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА