Лечилово

       Месяц назад в Екатеринбурге произошло событие, от которого город вздрогнул. Группа энтузиастов объявила войну наркотикам. Через неделю появились сведения, что они побеждают. Еще через неделю оказалось, что эти энтузиасты делятся на три группы — уралмашевских, синяков и центровых. Специальный корреспондент "Ъ" Андрей Колесников поехал в Екатеринбург разбираться.

Передел по пейджеру
       Я был наслышан про екатеринбургский фонд "Город без наркотиков". Во-первых, я слышал, что бандиты решили покончить с наркоманией в городе, установили пейджер с просьбой к жителям сообщать им адреса наркоточек и фамилии наркоторговцев и развесили по всему Екатеринбургу рекламные растяжки "Города без наркотиков".
       Рассказывали, что в цыганский поселок в центре Екатеринбурга, где торговля шла оживленнее всего (в торговых палатках, утверждают, стояли наркотики с ценниками), недавно приехали около 500 молодых людей с Уралмаша в пиджаках и галстуках и около получаса молча стояли. Потом уехали, и наркоторговля в поселке прекратилась.
       Говорили, что подлинный смысл этой борьбы — передел рынка сбыта, который происходит с применением таких новейших технологий, как растяжка и пейджер. На этом особенно настаивают местные журналисты, которые на всякий случай стороной обходят и эти растяжки, и людей, которые их развесили.
       Слышал я также, что борьба с наркотиками потребовалась Александру Хабарову, председателю общественно-политического союза "Уралмаш", только для того, чтобы стать депутатом Госдумы. Впрочем, об этом в Екатеринбурге говорят с сомнением, потому что все без исключения считают, что он победит на выборах и без всякой дури.
       И наконец, слышал я версию про трех молодых идиотов, которым нечего делать, вот они и объявили — для смеха — войну наркотикам.
       
Две высоты
       А что произошло-то? А вот что.
       — Я плакал, когда узнал, что наш отец Никон — пидораст и педофил,— говорит Вадим Чуркин, один из главных героев этой истории.— Ему же люди исповедовались, козлу. Детей своих крестили. Мы начали борьбу за то, чтобы его снять. А у него заступники в Москве. Только с помощью прессы и сняли. Замучил нас Никон. Четыре месяца мы на него потратили. Он ребенку моему сниться начал. Как-то, помню, собрали мы очередную пресс-конференцию по этому поводу. Сын мой тоже там был. Он смотрел, смотрел, а потом тихо и говорит: "Папа, вы перед кем распинаетесь? Смотри, что у них на фотоаппаратах написано". Я гляжу, и правда — Nikon.
       Между тем на этой пресс-конференции Вадим Чуркин и его товарищ и компаньон по бизнесу Евгений Ройзман объявили о победе над Никоном. Его отправили в монастырь.
       А Женя и Вадим пригласили журналистов отметить это событие в ресторане. После второго тоста решили, что жалко расставаться, и договорились взять новую высоту. Собственно говоря, высоты было две: на выбор — фашисты или наркомания. Но журналисты резонно заметили, что фашисты, если их не трогать, и сами сдохнут. Остановились на наркомании.
       После этого разговора прошел еще месяц. Женя и Вадим не знали, как, собственно говоря, начать. Потом они встретили Андрея Кабанова, которого все для удобства зовут Дюшей. Он был заместителем председателя некоего фонда "Город без наркотиков". Дюша сказал, что он знает, как начать.
       
Бантики, цветочки...
       Фонд "Город без наркотиков" сделали в свое время под выборы в городскую думу, и хватит об этом. Он и после выборов потихоньку работал. Бантики, говорит Дюша, цветочки... Сам он между тем состоял в этом фонде по глубокому убеждению и членство свое выстрадал.
       Он не колется скоро уже шесть лет. Начинал с мака, варили на ацетоне. Потом они нашли еще один способ. Приходили в районный ЗАГС, давали кому надо немного денег и выписывали адреса умерших от рака. Потом в белых халатах ходили по этим адресам и забирали наркотики, которые обычно оставались у родственников. Часто улов был очень приличным. Потом, Дюша сказал, один приезжий выкупил у них эту технологию.
       Это был 83-й год, и Дюша клянется, что в Свердловске было не больше двух десятков наркоманов.
       Через пару лет Дюша первый раз попробовал соскочить. Началась ломка, он не спал три дня. Когда соскакивал последний раз — это было уже лет через семь,— не спал полгода.
       — Как же ты смог? — спрашиваю.
       — Пил,— говорит.— Когда первый раз заснул, даже не поверил потом.
       Ему сразу приснился сон. Сон был короткий, но емкий. Дюше снилось, что он держит в руке шприц и хочет уколоться. Он подносит шприц к "колодцу" возле вены — у него был такой "колодец", незатягивающаяся рана от иглы размером с горошину,— и тут шприц падает из рук куда-то в грязь. Он поднимает его, опять хочет уколоться. Шприц опять падает. Он плачет, потому что этого не может быть, он ведь бросил, соскочил... И просыпается.
       Все это время, что кололся, Дюша зарабатывал деньги. Начинал с игры в карты — она приносила стабильный доход, которого, впрочем, со временем не стало хватать. Тогда он с приятелем сделали цех шелкографии, в котором был один рабочий и два хозяина. Он занимался разным бизнесом, много — рэкетом.
       Начал неистово заниматься спортом. Он просто не дает себе передышки. Бассейн и теннис без конца. Его друзья говорят, что он просто не позволяет себе ни на секунду остаться наедине с собой. Это продолжается уже почти шесть лет.
       Во время войны 1993 года между Центром и Уралмашем Дюша похоронил многих друзей. Не нескольких, а многих. Сам он не относит себя ни к тем, ни к другим. Скорее уж к Синим, к блатным, которые до войны тоже были реальной силой в городе. Победил в этой войне, как известно, Уралмаш. Синяки из города почти ушли, а центровые остались. Между лидерами тех, кто остался,— Александром Вараксиным и Александром Хабаровым — с тех пор не было никаких отношений.
Не было до этой истории с наркотиками.
       
Красивая версия
       Итак, их было уже трое: Дюша, Игорь и Вадим. Чуть позже — тоже, кстати, в одном ресторане — присоединился Игорь Варов, который потом и возглавил фонд. Игорь сразу придумал пейджер.
       — Зачем? — спрашиваю я его.— Зачем тебе это было нужно?
       Интересно выслушать его версию. Я знаю, что есть разные.
       Он выводит меня из своего офиса во двор. Он гордится этим двором, он говорит, что это лучший двор в городе. Он выложил его плиткой, выкрасил стены зданий в те цвета, которые хотел. Это живые, теплые цвета.
       — Это мой двор. Я здесь живу и работаю. И недавно утром выхожу из подъезда и вижу под ногами два шприца. Ты хоть понимаешь, о чем я говорю? В моем дворе!
       Так Игорь присоединился к Ройзману, Кабанову и Чуркину.
       Мне нравится эта версия. Красиво. Я верю.
       Потом они сделали телепередачу, в которой выступил Дюша. Его представили. Перед ним лежала его речь.
       "Свердловчане! Екатеринбуржцы! — было написано в ней.— Над нашим городом нависла страшная беда. Наркомания убивает наших детей, родных и близких, отнимая у нас с вами веру в будущее. Это самый настоящий геноцид! Да будут прокляты те..."
       Дюша долго морщился, ерзал на стуле и, наконец, сказал, глядя, как его и учили, точно в центр телекамеры:
       — Наркоман — это такая скотина!..
       Вот с этой фразы и началась публичная кампания борьбы с наркотиками. Эту фразу Дюше и вспоминают с любовью до сих пор прохожие на улицах.
       А потом он еще раз выступил по телевизору. На этот раз все прочитал по бумажке. В бумажке были фамилии милиционеров, которые контролируют торговлю наркотиками. Ройзману сразу позвонил Александр Хабаров.
       — Вы что, идиоты? — он спросил.— Вас же, дураков, убьют. Называйте с вами и меня, только в этом теперь ваш шанс.
       Они сразу кому надо назвали.
       На следующий день из Москвы прилетел один из тех, кого всуе упомянул Дюша по телевизору. Он приехал к Ройзману и прямо спросил:
       — Хотите новой войны? Вы ее получите.
       Вряд ли получилась бы война. Этих троих просто перестреляли бы. Но они назвали Хабарова. И их пока оставили в покое. Но лицо, говорят, у Алексеича (так они зовут Хабарова) было очень недовольное.
Они не стесняясь говорят, что до сих пор живы только благодаря ему.
       
Хозяин Урала
       Офис Александра Хабарова на 12-м этаже здания в центре города. Хабаров аскетичен в офисном быту. Преобладают черно-белые тона. Хозяин Урала в меру доброжелателен. Он рассказывает о своем бизнесе.
       — Мы давно уже против садизма,— говорит он, я знаю, искренне.— Милосердие и взаимопонимание — вот что должно быть между людьми. А также страх и уважение к закону.
       — Что? — переспрашиваю я.
       — Именно так. Вот, к примеру, мы сейчас активно расширяем наше производство. Заходим на завод...
       — И...
       — Нет,— строго поправляет он меня.— Это в прошлом. Покупаем акции. Контрольный, как правило, пакет. А потом спрашиваем директора: "Ну, и куда ты дел 32-миллионный кредит?" Он нервничает, лихорадочно вспоминает, потом говорит: "Дайте неделю на подготовку, я отвечу". Проходит неделя. Он просит еще одну. А я вижу, нервничает еще больше. Что это — некомпетентность, халатность или злой умысел? Мы выясняем сами. И оказывается, что этот человек, чтобы украсть $50 тыс., готов обанкротить весь завод.
       — Ваши действия?
       — Мы пока не знаем, как поступить с этим человеком. Дело в том, что ему 62 года. В этом заминка.
       — А что с заводом?
       — Появились порядок, дисциплина, спрос и учет. И рабочие смотрят на нас с уважением, потому что мы благородны, порядочны, справедливы... в каких-то вещах. И мы должны воспитывать гармонически развитых людей. И мы будем их воспитывать, хотят они этого или нет. Безволие и распущенность в обществе привели к тому, что появились, например, наркоманы.
       — Безволие, вы считаете?
       — Нет, ну я же не лох, я понимаю законы торговли. Товар--деньги--товар. Кто-то должен поставлять эти наркотики. Эту проблему и надо решать. А свои ряды мы очистим. Мои люди, надеюсь, поняли: людоедство и наркомания — это одно и то же.
       — И что, среди ваших людей нет наркоманов?
       — Мы решили так. Хочешь кольнуться — считай, что ты предал всех. И этого человека больше нет.
       — Как нет? — вздрогнул я.
       — Для нас нет. Не существует.
       — А если он потом соскочил?
       — Нет такого — соскочил! Он уже предал, понял?
       — А как вы собираетесь наводить порядок в городе?
       — На Уралмаше наркотиков больше нет. За весь город я не отвечаю. Есть ведь еще Центр. Но справимся. Работаем с милицией. Западло, но что делать? Только что выделили ОБНону (отделу по борьбе с наркотиками) Орджоникидзевского РОВД новую "девятку" (Орджоникидзевский район географически полностью совпадает с территорией Уралмаша). А то на чем им ездить? С бензином помогаем, это у них большая проблема. Создали в районе народную дружину — 42 человека. Это необходимо. Представьте: идет милиционер по улице, дежурит, а рядом еще два человека, наши люди. Конечно, все это требует затрат, но мы посовещались и открыли финансирование. В результате что получается?
       — А что, кстати, получается?
       — В результате они, менты, находятся под общественным контролем. Мы их контролируем. Ставим на вид, если надо. Я вас уверяю: другого способа навести порядок нет.
       — Да,— вспомнил Александр Хабаров,— и в школах ведь наши люди следят за порядком. В 32 школах. Ведь воспитание начинается с детства. А в результате? Смотрите.
       Хабаров протянул мне красочно оформленную открытку: "Администрация, педагогический коллектив, профком, учащиеся школы #22 приглашают Вас на КВН между учителями и старшеклассниками школы, который состоится 24 ноября".
       
Интерактивная борьба
       Потом они начали работать по пейджеру. Город живо откликнулся — они даже не ожидали.
       "Передача наркотиков идет возле крыльца, из красной 'пятерки' номер 812. Точка, которую разгромили на днях (ул. 40 лет ВЛКСМ, д. 40), сегодня снова начала работать".
       "Боровая, 21а, шестой подъезд".
       "С балкона постоянно скидывают наркотики с 12.00 до 16.00".
       "Молодой человек по кличке Сова (у него есть оружие). Его знает орджоникидзевская милиция. Он всегда бывает в этом дворе в 17 или 18 часов. Продает наркотики. Ул. Космонавтов, 52".
       "Торгуют на Амундсена, 9, кв. 361. Уже месяц звоним в милицию. Никакого толка. Мы в отчаянии. Помогите хоть как-нибудь!"
       Они помогали. По адресам выезжали уралмашевские бойцы и ликвидировали точки. В городе очень любят рассказывать одну историю. На рынке поймали наркомана, нашли у него дозу, повесили на грудь табличку "Я — наркоман" и долго водили по рынку. Потом спросили, где он берет героин. Наркоманы — разговорчивые люди, и через некоторое время взяли и барыгу. Его тоже привели на рынок, повесили табличку "Я продаю наркотики", сняли штаны, вкололи в задницу несколько шприцев и тоже поводили по рынку. Потом привязали к дереву и оставили на три часа вместе со шприцами. Старухи на рынке били его кошелками. Старики плевали в него. Кого-то стошнило.
       
Почему Америка не может победить наркотики
       Такой же пейджер, как в фонде, стоит в милиции. Это тоже предложил Варов. Сейчас на пейджере больше 3 тыс. сообщений. Начальник ГУВД Овчинников распорядился, чтобы каждый сигнал проверялся.
       Сообщения приходят каждые три минуты. В офисе Варова, который в мирной жизни торгует натяжными потолками, все — Вадим, Женя и Дюша.
       — Я знаю, что делать дальше,— говорит Вадим.— Надо всем адвокатам передать, чтобы не брались защищать наркоманов. Пусть отказываются под любыми предлогами.
       — А послушают? — спрашиваю с сомнением.
       — У нас есть методика. Послушают обязательно.
       — А мне кажется, я гений,— мечтательно говорит Варов.— Я понял, почему Америка не может победить наркотики. Как они берут наркоточку? Полгода внедряются, работают под прикрытием, еще полгода отслеживают связи, потом планируют операцию... А за это время точка посадила на иглу не одну сотню человек. Ну шлепнули они ее. А толку?
       Они читают свежие газеты. В одной — большая статья про Фанни Каплан, которая стреляла в Ленина. Смысл статьи такой, что вроде бы она и не стреляла.
       — Стреляла,— убежденно говорит Ройзман.— Она моя родственница, и притом близкая. Не могла не стрелять.
       — О! — Варов.— А у меня близкий родственник — Юровский.
       Он подробно рассказывает об этой связи.
       На пейджере еще одно сообщение.
       — Звони ментам! — командует Варов Дюше.— Поедем мочить наркомов.
       И Дюша звонит. Милиция тоже получила сообщение, что на улице Шмидта собрались наркоманы и барыги. Но опергруппа в Ленинском РОВД обездвижена: у них нет бензина.
       — Мы привезем бензин! — кричит Варов.
       Мы едем. По дороге рассказывает, что одна квартира на Амундсена какая-то неугомонная. Били их, били — никакого толка. А наркоманы туда ходят стадами, как на водопой. И стучатся во все двери, потому что они же под кумаром. Так на одной двери хозяева даже написали мелом: "Наркотики рядом".
       У входа в Ленинский РОВД нас ждет Игорь Лузин, старший оперуполномоченный. Ему никто, как в Орджоникидзевском РОВД, не выделил пока "девятку", но бензином снабжают исправно. В кабинете у него обшарпанный стол, ярко-желтые занавески, пудовая гиря придерживает полуоткрытую дверь. На сейфе стоит телевизор "Филипс" с большим экраном, трофейный — итог одной конфискации.
       После короткого совещания мы в двух серебристых "мерседесах", 420-м и 500-м, едем на Шмидта. В одной машине мы и Лузин; в другой, которую ведет Вадим Чуркин,— группа немедленного реагирования Ленинского РОВД.
       — Весь расчет на внезапность,— взволнованно говорит Лузин.— Где же этот дом?
       Мы ищем дом. В городе поздний вечер. Возле одной палатки стоят подростки.
       — Вот оно,— говорит Игорь.— Я сейчас.
       — Давай,— великодушно говорит Варов,— я помогу.
       — Нет, я должен сделать это сам,— твердо говорит Игорь и уходит.
       Его нет еще четверть часа. Наконец возвращается.
       — Взяли? — спрашивает Варов.
       — Это был не тот дом. И улица не та. Но мы найдем. Поехали.
       Мы ищем тот дом еще полчаса. Все это время Лузин кричит по рации: "Ольховка-308! Ответь!" Ольховка молчит.
       — Да, мы так не работаем,— вздыхает Варов.
       Наконец дом найден. Никаких барыг и даже наркоманов тут уже давно нет.
— Ничего, мы до них еще доберемся,— говорит Игорь.
       
Звони и кайся!
       Потом, уже поздней ночью, мы с Лузиным и Вадимом снова выезжаем по сигналу. Вадим по дороге рассказывает про свой бизнес. У него и Жени сеть ювелирных магазинов на юге страны, на Урале, в Москве. Женя Ройзман, кроме этого, историк, его труды изучают в местном университете. И поэт тоже, автор четырех книжек стихов. До наркотиков делал музей Невьянской иконы и говорит, что, несмотря ни на что, откроет его на следующей неделе.
       Между тем, пока Вадим говорит все это, Игорь Лузин берет двух барыг! Пацана лет девятнадцати и молодую женщину. Шпион Лузина купил у них наркотики, их и взяли. Мы сажаем парня в нашу машину и везем в отдел. Задержание оформляется несколько часов. Долго ждут женщину-следователя, чтобы она обыскала барыгу. Следователь долго ничего не может найти, одна из понятых о чем-то растерянно шушукается с Игорем и шепчет ему, что та успела все сбросить. После этого в одном кармане у нее находят наконец героин. Мы с фотокором понятые. Вадим терпеливо ждет нас, чтобы подвезти до гостиницы.
       Пять утра. Лузин говорит мне, что, как только появился этот пейджер, его жизнь переменилась. Все сообщения заносятся в дежурные журналы. Это означает, что надо обязательно реагировать в течение 10 суток, а на это нет никаких сил, потому что в отделе по борьбе с наркотиками по штату четыре человека, а в наличии два. Он говорит, что не спит уже вторую ночь, а я по нему вижу, что, может, и третью.
       Наконец-то эта ночь кончилась. Мы подъезжаем с Вадимом к гостинице.
       — Ну и что? — спрашиваю я.— Можешь ты мне честно сказать, зачем вам с Женей все это нужно?
       — Честно? — переспрашивает он.— Могу. Мы хорошо знаем, чего хотим. Хотим спастись перед вечностью. И все.
       — Все?
       — Все. Никакого пафоса. Правда, у нас с ним вечность разная. Он иудей, а я православный. Тут есть небольшая проблема. Или нет, как думаешь?
       Я не знаю. Мы прощаемся.
       — Погоди,— кричит он, когда я уже выхожу из машины.— Ты что, не веришь? Я тебе еще одну вещь скажу. Как только мы начали с этими наркотиками бороться, в сейфе стало полно денег. А то последнее время что-то иногда пусто было. И вдруг все дела пошли, хотя мы ими и заниматься-то перестали. Поперло, понимаешь? И знаешь, как это называется? Божья благодать.
       
Строка в бюджете
       На следующий день в фонде "Город без наркотиков" было собрание. Явка стопроцентная. Представители общественных организаций и неорганизованной общественности. Ведет заседание председатель фонда Игорь Варов.
       Он для начала объясняет всем, как работать с участковыми.
       — Берите,— говорит,— участкового и ведите его к наркоману. Не хочет, прячется — сообщайте нам, будем с ним работать. Вы должны понимать, что пока у участкового только одна задача — посадить человека, который только что вышел и вернулся домой.
       — Да, я знаю, как вы будете работать! — встает с места одна женщина.— С одним мальчиком так поработали!.. Ребра сломали и нос тоже.
       — А он кто, ваш мальчик? — спрашивает Ройзман.— Наркоман, что ли?
       — Сын одной моей знакомой.
       — А что вы хотите! — кричит Дюша Кабанов.— Наркоман — это такая скотина!..
       Женщина плачет и уходит. Я вижу, как Ройзман уходит за ней.
       Встает человек в форме капитана 2-го ранга.
       — Послушайте,— говорит он.— Группа граждан подняла важную проблему. Уровень ее решения — федеральный в целом. Если ребятишек сейчас не поддержать, фонд растопчут.
       Ребятишки энергично кивают головами.
       — Но для этого надо сделать принципиальную вещь. Без нее все наши действия совершенно бессмысленны. Не нужно создавать фонд "Город без наркотиков". Это не поможет делу.
       — А что же тогда? — растерянно спрашивает Варов.
       — Нужен фонд "Города без наркотиков"! Много городов, представляете? У меня уже есть проект. Создадим координационный совет добровольного объединения граждан "Города без наркотиков". Проголосуем, напишем текст... В бюджете города и области обязательно должна появиться соответствующая строка.
       — Правильно! — вскакивает с места Марина Владимировна из фонда "Новое время".— Бюджет на борьбу с наркотиками в США равняется бюджету всего здравоохранения в России. Пока у нас нет таких сумм, невозможно даже думать о борьбе с наркоманами.
       — Почему нет? — пожимает плечами Вадим Чуркин.
       Опять вскакивает морской капитан:
       — Мы обязательно должны показать документы о вхождении... Юридическая процедура... Ее так быстро не пройти... Нужен список... Давайте пустим листок по рядам... Зарегистрируемся хотя бы...
       Варов встает и уходит. За ним Кабанов и Чуркин.
       — "Города без наркотиков",— в ярости бормочет Дюша.— Села, деревни...
       — А я утверждаю: долой наркотики! Поймите, Африка скоро останется без людей! Об этом нельзя забывать ни на секунду! — доносится из зала.
       У выхода на улице стоит Ройзман. Он отдал женщине, которую догнал в коридоре, все деньги, что были в кармане, 1800 рублей, и извинился перед ней за то, что уралмашевские избили наркомана.
       — Зачем? — отчитывает его Дюша.— За что ты извинился? Перед кем?
       — Это его мать,— говорит Женя.— Мы же договаривались мочить только барыг.
       — Да, может, он и есть барыга! — возмущается Дюша.
       — Может,— соглашается Ройзман.
       — А если наркоман, его отметелить надо, а потом вылечить. Ты знаешь, что у нас двое сейчас на лечении? — это он мне.— Поедем. Посмотришь.
       
Двое на лечении
       Я знаю, конечно. В подвале одного гаража. Об этом уже знает весь город. Их зовут Дима и Антон. Оба пришли сюда добровольно. Варов и Дюша приковали их наручниками к батарее, пока идет ломка. Антон лег на лечение недели на три раньше, убегал, вернулся и сейчас утверждает, что соскочил. Он уже работает днем у Варова на стройке.
       Дима не работает. У него ломка в разгаре. Он еле ходит, но охотно говорит. Он несколько часов рассказывает про свое несчастье. Его сыну год, жена в тюрьме за торговлю наркотиками. Его отец, крупный бизнесмен, умер около года назад. Он оставил сыну состояние — квартиру и акции "Газпрома", 18 тыс. штук. Дима продавал их каждый день по несколько тысяч штук, ехал на такси в аэропорт, менял там доллары, которые только что получил, на рубли, покупал конфеты и дозу, кололся и ел конфеты. Наутро у него не было ни героина, ни денег. Он проколол героином все свое состояние — все акции! — за две недели. Квартира матери стоит сейчас пустая: он продал все.
       Их состояние сейчас — этот годовалый паренек, с которым мать и отчим пришли навестить сына в день рождения их внука.
       Дима рассказывает, что жена его стала наркоманкой, когда он куда-то уехал, а когда вернулся, было поздно. Правда, был период в несколько месяцев, когда они не кололись, тогда и зачали ребенка.
       Мать и отчим здесь первый раз. Им не по себе в этом подвале, и они до слез благодарны Варову за то, что он наручниками приковал их ребенка к батарее и вторую неделю держит на хлебе и воде.
       — Перспективный мальчик,— говорит мне отчим, держа на руках годовалого малыша.— Очень перспективный, нам в больнице сказали, мы в больнице обследовали его две недели.
       Он говорит это очень настойчиво и повторяет еще пару раз.
       — Козлы,— говорит мне Дюша Кабанов.— Неужели ты хоть одному их слову поверил?
       Он рассказывает, как было на самом деле. Дима, конечно, сам посадил на иглу жену и заставил ее торговать героином, поэтому и села только она. Их ребенок родился наркоманом. Молоко у нее появлялось только после дозы, и, когда она перестала кормить его грудью, у него началась ломка. Сейчас он, говорят, переломался и пока соскочил.
       — Сводите меня, пожалуйста, в туалет,— просит Дима.
       Дюша презрительно отворачивается. Варов отстегивает наручники и за руку ведет его помочиться на улицу.
       
Теперь возможно все
       На следующий день я застаю в офисе Варова всю компанию. Они подводит итоги. За октябрь в городе не было ни одной детской передозировки и ломки, хотя в сентябре, когда они еще только начали,— четыре и одиннадцать соответственно. В цыганском поселке наркотики больше не продают. Там, где точки еще остались, героин подорожал вдвое, и у наркоманов нет денег, чтобы его купить. Губернатор Россель поддержал их и, говорят, вынес на Совет федерации предложение о смертной казни за наркотики. На их стороне оказался — они этого совсем не ожидали — начальник ГУВД города Овчинников. Впрочем, не на их стороне начальник областного ГУВД.
       Но главное произошло этим утром. Они увиделись с Хабаровым, и тот сказал, что готов на встречу с Вараксиным. Они не виделись, напомню, с начала войны 1993 года.
       — Это не просто объявка,— сказали мне.— Алексеич заявил, что сядет за "круглый стол" и с ним, и с афганцами, они посмотрят друг другу в глаза и скажут, торгуют наркотиками или не торгуют. Никто не может сказать неправду, потому что все знают: за язык надо отвечать. Алексеич сказал, что даже может быть такой вариант. Человек садится за стол и говорит: "Я больше не торгую". Это тоже приемлемый вариант. Он дает им шанс, понимаешь? Он сказал, что сядет за этот стол со всеми. И мы будем готовить эту встречу.
       Вадим сказал, что вот все и устроилось: ни Варову, ни остальным в глаза-то глядеть не надо, а значит, у них самих руки-то развязаны! Ройзман резко сказал:
       — Я предлагаю даже не шутить на эту тему. Все это слишком серьезно. Такого не было еще в России. Если они договорятся, в Екатеринбурге не будет наркотиков.
       Шутить перестали. Еще через день был митинг, на площадь пришел весь Уралмаш, а Вараксина с его бизнес-клубом "Глобус" не было. А уже в Москве я узнал, что люди Хабарова в результате плановой операции задержали двух барыг с героином, и те сказали, чтобы разбирались с их крышей. Когда люди Хабарова стали разбираться, выяснилось, что их крыша — Центр, люди Вараксина. Так они, по крайней мере, представились. А за язык их никто не тянул.
       Все, круг замкнулся.
       — Такое тонкое у нас равновесие, что просто жуть,— делился со мной перед отъездом Женя Ройзман.— Я в нашем фонде представляю Уралмаш, Дюша — Синих, Варов — Центр. Очень хрупкий паритет. И все мы чисты друг перед другом.
       Теперь, если подтвердится эта информация, Варову придется уходить из фонда. Равновесие рухнет. Возможно, если Хабаров пойдет до конца, начнется новая война.
Все теперь возможно. Возможно в том числе, что они победят наркотики в Екатеринбурге.
       
--------------------------------------------------------
       "ОНИ, МЕНТЫ, НАХОДЯТСЯ ПОД ОБЩЕСТВЕННЫМ КОНТРОЛЕМ. МЫ ИХ КОНТРОЛИРУЕМ. СТАВИМ НА ВИД, ЕСЛИ НАДО. Я ВАС УВЕРЯЮ: ДРУГОГО СПОСОБА НАВЕСТИ ПОРЯДОК НЕТ"
       В ЦЫГАНСКОМ ПОСЕЛКЕ НАРКОТИКИ БОЛЬШЕ НЕ ПРОДАЮТ. ТАМ, ГДЕ ТОЧКИ ЕЩЕ ОСТАЛИСЬ, ГЕРОИН ПОДОРОЖАЛ ВДВОЕ, И У НАРКОМАНОВ НЕТ ДЕНЕГ, ЧТОБЫ ЕГО КУПИТЬ
--------------------------------------------------------
       
       В период с 1965 года до начала 80-х число потребителей наркотиков в СССР составляло не более 15 тыс. Каждый год к ним прибавлялось еще 250. Например, в Москве в 60-е было зарегистрировано всего около 60 наркоманов. В последующее десятилетие произошел резкий скачок — количество зарегистрированных больных возросло приблизительно в пять раз. В середине 80-х в СССР официально насчитывалось уже 46 тыс. наркоманов, а по данным независимых экспертов — 120 тыс. С начала 90-х число потребителей психоактивных веществ каждый год увеличивается в полтора-два раза.
       
       По данным Минздрава, в 1998 году за медицинской помощью обратились 241 196 наркозависимых пациентов (в том числе 40 тыс. несовершеннолетних и более 25 тыс. молодых женщин). Всего в 1998 году было зарегистрировано около 2 млн наркоманов. Подавляющее большинство из них вводили наркотики внутривенно. По данным социологических исследований, 3-4 млн россиян регулярно употребляют опиаты, еще около 4 млн хотя бы один раз пробовали их. Комитет Госдумы по охране здоровья объявил, что "расчетная численность" больных наркоманией в России составляет более 500 тыс.
       
       По данным органов внутренних дел, в России 2,5 млн наркоманов (76% — в возрасте до 30 лет). МВД прогнозирует, что к 2000 году количество граждан, постоянно употребляющих наркотики, увеличится до 3 млн. По другим оценкам, число наркозависимых (включая алкоголную зависимость) в России составляет от 5 до 30 млн человек. По этому показателю Россия вышла на пятое место в мире (первое занимают США). В 1998 году в стране было выявлено 27 регионов с повышенным уровнем наркопотребления, в том числе Москва, Санкт-Петербург, Калининградская область, Северный Кавказ и Дальний Восток.
       
       В Москве за прошлый год количество наркоманов выросло в восемь раз и составило: по данным ГУВД и комитета по здравоохранению — 350 тыс., а по данным независимых исследовательских центров — порядка 500 тыс. Только на официальном диспансерном наблюдении здесь находятся около 12 тыс. наркоманов. В том числе 504 подростка (до 18 лет) и девять детей (до 15 лет), из них с диагнозом наркомания — 281 человек, токсикомания — 201. По сравнению с 1997 годом в Москве на диспансерное наблюдение поставлено на 31% больше наркоманов.
       
       Число употребляющих наркотики среди школьников и студентов (прежде всего в крупных городах) увеличилось в 1995-1999 годах в шесть-восемь раз. По последним данным, в Санкт-Петербурге каждый пятый школьник уже познакомился с наркотиками, а во многих школах в старших классах регулярно употребляют наркотики до трети учеников. Смертность среди подростков-наркоманов по России в 1998 году увеличилась в 42 раза, основная причина — передозировка. Минимальный возраст поставленного на учет в России наркомана — 6 лет. Средний возраст начинающего наркомана — 14 лет. Средняя продолжительность жизни после начала регулярного употребления наркотиков не превышает 5-7 лет. Из официально зарегистрированных в России на 1 сентября 1999 года 18 871 ВИЧ-инфицированного наркоманы составляют 90%. Независимые медицинские организации прогнозируют, что при отсутствии сдерживающих факторов в России через три-четыре года могут быть заражены все наркоманы, вводящие наркотики внутривенно.
       
       "Норма прибыли" при операциях с наркотиками составляет от 300 до 2000%. По данным МВД, незаконной транспортировкой и торговлей наркотиками занимаются 7,5 тыс. организованных преступных групп. Годовой нелегальный оборот наркотиков в России — свыше $2,5 млрд (только в Москве и Санкт-Петербурге ежемесячный оборот наркорынка составляет порядка $90 млн). Независимые эксперты называют цифру в $5-7 млрд. В 1998 году выявлено и ликвидировано 848 лабораторий по производству наркотиков, за перевозку и сбыт наркотиков привлечены к ответственности 118 тыс. человек, однако лишен свободы лишь каждый четвертый.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...