Как наводили шпионские мосты

В Великобритании новый бестселлер — только что вышедшая книга, посвященная знаменитому российско-американскому шпионскому размену 1962 года*. В лидеры продаж книгу вывели явные аналогии — в 2010 году провалившихся агентов меняли по той же схеме

Наталья Голицына, Лондон

Прошлогодний российско-американский шпионский обмен не только привлек внимание к тайным операциям российской внешней разведки, но и вызвал оживленную дискуссию в международной прессе, вспомнившей о знаменитом первом шпионском обмене времен холодной войны. Его фигурантами были советский разведчик Рудольф Абель (подлинное имя Уильям Генрихович Фишер) и американский пилот Фрэнсис Гэри Пауэрс, а также арестованный в ГДР американский студент Фредерик Прайор. Минувшие с той поры десятилетия ясности этой тайной операции не добавили, так что новая книга об обмене Абеля на Пауэрса и Прайора "Мост шпионов" (Bridge of Spies) мгновенно оказалась в топе читательского интереса.

Ее автор, бывший корреспондент лондонской "Таймс" в Москве и нынешний ее корреспондент в Вашингтоне Джайлс Уиттел (Giles Whittell), получил доступ к архивам в Москве, Вашингтоне и Берлине, встретился со многими сотрудниками разведок трех стран и даже с непосредственными участниками события почти полувековой давности. В частности, с генералом КГБ Юрием Дроздовым, бывшим начальником советской нелегальной разведки — Управления "С" Первого главного управления КГБ СССР. Именно Дроздов в 1962 году, тогда еще майор и сотрудник резидентуры КГБ в Восточном Берлине, готовил обмен Абеля и присутствовал на мосту Глинике, где проходила акция.

Родительская любовь

Как известно, советский разведчик полковник Уильям Фишер, назвавшийся после ареста в США Рудольфом Абелем, был выдан другим советским разведчиком, Рейно Хайханеном, и приговорен за шпионаж к 32 годам тюремного заключения. Советский Союз открестился от Фишера, заявив, что шпионажем не занимается. Впрочем, и сам Фишер отрицал какую-либо связь с советской разведкой и даже не назвал своего подлинного имени (Рудольф Абель родился в Англии в немецкой семье, в 1920 году в 17-летнем возрасте вместе с отцом оказался в России и с 1927 года сотрудничал с советской разведкой).

Сразу после начала тюремного срока Абеля, пишет Уиттел со слов Дроздова, КГБ наладил с заключенным переписку. Сотрудница КГБ, назвавшаяся женой Абеля по имени Хелен, регулярно направляла письма американскому адвокату Джеймсу Доновану, который передавал их администрации тюрьмы в Атланте, где сидел ее мнимый муж, а копии пересылал в ЦРУ. На конвертах стоял штемпель почтового отделения в Лейпциге, а письма "жены" писал по-немецки Юрий Дроздов, который также фигурировал в них как двоюродный брат заключенного Юрген Дривс.

О чем писали заключенному Атланты несуществующие жена и брат, не важно. Важно, что судьбу Абеля изменил международный скандал — 1 мая 1960 года в районе Свердловска был сбит американский разведывательный самолет U-2, а его пилот Фрэнсис Гэри Пауэрс попал в плен и был осужден на 10 лет тюремного заключения. Как выяснил автор "Моста шпионов", инициатором обмена Абеля на Пауэрса был отец американского пилота — Оливер Пауэрс. Уиттел приводит в книге письмо Пауэрса-старшего, отправленное Абелю в тюрьму спустя 4 года после приговора. "Дорогой полковник Абель,— пишет Оливер Пауэрс,— я отец Фрэнсиса Гэри Пауэрса, чье имя связывают с инцидентом с самолетом U-2, случившимся несколько лет назад... Вы можете понять обеспокоенность, которую испытывает отец за судьбу сына и огромное желание увидеть его на свободе. Я был бы счастлив обратиться в Государственный департамент и к президенту США с просьбой об обмене. Это означает, что я призвал бы и сделал бы все возможное, чтобы убедить мое правительство освободить вас и вернуть на родину, если власти вашей страны освободят моего сына и позволят ему вернуться домой. Если вы согласны с этим, был бы очень обязан, если бы вы дали мне об этом знать, а также дали знать руководству вашей страны об этом предложении".

Как пишет Уиттел, это письмо пробудило в Абеле надежду на освобождение, хотя в ЦРУ, куда его переслал адвокат Абеля, к нему отнеслись без энтузиазма — в то время разведывательное ведомство США наложило запрет на любые переговоры о шпионском обмене. Тем не менее адвокат Джеймс Донован известил "жену" Абеля и ее немецкого адвоката Вольфганга Фогеля о предложении отца находящегося во Владимирской тюрьме американского пилота. Естественно, что эта информация попала к Юрию Дроздову, который тут же передал ее наверх. В КГБ ухватились за эту идею, и в сентябре 1961 года Дроздов встретился в Восточном Берлине с Фогелем (сотрудничавшим с восточногерманской разведкой "Штази") для обсуждения и составления письма Доновану от имени "фрау Абель".

Джайлс Уиттел цитирует и это письмо: "По вашему совету, я обратилась в советское посольство в Берлине... Рада сообщить, что советский представитель проявил огромное понимание и заверил меня в их желании помочь... Из нашего разговора я вынесла убеждение, что единственный способ достичь успеха — это одновременное освобождение Ф. Пауэрса и моего мужа, что можно организовать".

Что же в итоге заставило ЦРУ пойти на обмен? Ведь к Пауэрсу в Америке относились без какого-либо почтения. Его обвиняли, в частности, в том, что он якобы снизил высоту полета с положенных 20 тысяч метров, что дало возможность советским ракетам его сбить (впоследствии выяснилось, что это неправда), а также в том, что на суде в Москве он принес извинение за шпионаж.

В интервью "Огоньку" автор "Моста шпионов" Джайлс Уиттел дает такое объяснение:

— К тому времени ЦРУ уже созрело для обмена. Доновану заявили в этом ведомстве, что сейчас обмен был бы в американских национальных интересах. Все объяснялось несколькими мотивами: во-первых, американцы осознали после почти 5 лет, что Абель так и не заговорит и что склонить его к сотрудничеству не удастся. Во-вторых, они здраво рассудили, что если Абель вернется в СССР, то известная ему разведывательная информация, которой он обладает, будет 5-летней давности и вряд ли нанесет существенный ущерб США. Был и чисто прагматический мотив: в этих обстоятельствах оставшийся Абелю тюремный срок в 28 лет стал бы ненужным бременем для американского бюджета и американских налогоплательщиков.

Надо сказать, что в России досье Абеля до сих пор не рассекречено, поэтому о российских мотивах обмена можно только догадываться. Когда я работал в прошлом году в Вашингтоне, мне пришлось писать об аресте и последующем обмене 10 российских шпионов. Я поразился тогда, до какой степени механизм прошлогоднего обмена и мотивы, по которым американцы согласились на обмен Анны Чапман и ее коллег, напоминали обмен 1962 года. Единственное различие — это скорость, с какой обе стороны пришли в прошлом году к соглашению и быстрота, с которой обмен был реализован. Все это заняло буквально несколько дней, и президент Обама сделал все возможное, чтобы это не отразилось на российско-американских отношениях. Сходство настолько разительное, что можно было подумать, что холодная война еще не закончилась.

Обмен на мосту

Когда Джеймс Донован прилетел в начале февраля 1962 года в Восточный Берлин для переговоров по поводу обмена, пишет Уиттел, он встретился с российским представителем, назвавшим себя вторым секретарем российского посольства в ГДР Иваном Шишкиным. На самом деле это был резидент КГБ в Европе. Донован сообщил ему, что может доставить Абеля в Берлин вместе с документом о помиловании президентом Кеннеди в течение 48 часов в случае, если советская сторона подтвердит намерение освободить в эти же сроки Пауэрса и Прайора (Фредерика Прайора власти ГДР обвиняли в экономическом шпионаже, он был арестован, но не успел предстать перед судом.— "О"). Шишкин ответил, что уполномочен обменять Пауэрса, но Прайор находится в руках властей ГДР и попросил дополнительное время, чтобы "решить вопрос". Спустя два дня Шишкин сообщил, что дело улажено и что студент Фредерик Прайор будет передан в день обмена в руки его родителей на контрольно-пропускном пункте "Чарли".

На следующий день заключенный 80016-А федеральной тюрьмы в Атланте, назвавший себя Рудольфом Абелем, в сопровождении адвоката Джеймса Донована, заместителя директора тюрьмы Фреда Уилкинсона и сотрудника федерального тюремного ведомства Ноу Олдриджа вылетел в Восточный Берлин. В портфеле Уилкинсона лежало помилование Абеля, подписанное двумя Кеннеди — президентом США и его братом, генеральным прокурором Робертом. В тот же день из Москвы в ГДР в сопровождении анонимного полковника КГБ был доставлен Фрэнсис Пауэрс.

Процедура обмена состоялась 10 февраля 1962 года на соединявшем Западный и Восточный Берлин мосту Глинике. Как пишет Уиттел, перед обменом Абель и Пауэрс прошли опознания бывшими сослуживцами. Абеля опознал сотрудник КГБ Василий Призов (он попросил его при этом снять очки); Пауэрса — летавший с ним Джо Мерфи. При обмене с российской стороны присутствовали Иван Шишкин, "кузен Дривс", он же майор Дроздов, и конвой автоматчиков. Ровно в 8:22 утра с двух концов моста навстречу друг другу двинулись две группы из трех человек каждая. Советскую группу возглавлял Иван Шишкин, американскую — Джеймс Донован. На середине моста группы остановились, Шишкин и Донован пожали друг другу руки, и дальше в разные стороны проследовали Абель и Пауэрс. В тот же час Фредерик Прайор был передан властями ГДР родителям на КПП "Чарли"...

Эстафета времени

Ныне проживающий в Великобритании бывший научный сотрудник московского Института США и Канады Игорь Сутягин, который был одним из четырех фигурантов обмена 2010 года с российской стороны, как и автор "Моста шпионов", считает, что механизм обмена 1962 года стал прецедентом для его высылки из России. Все 11 лет, которые он провел в заключении, он категорически отвергал предъявленное ему обвинение в шпионаже как ложное и надуманное.

В интервью "Огоньку" Игорь Сутягин рассказал о процедуре и механизме своего обмена, который состоялся через 48 лет после освобождения Рудольфа Абеля.

— Распространенное мнение, что прошлогодний обмен состоялся по инициативе США, не совсем корректно, поскольку решение о нем было принято на встрече Владимира Путина с бывшим президентом США Биллом Клинтоном 29 июня в Москве, через два дня после ареста 10 российских шпионов-нелегалов в США. На самом деле мы не знаем, кто первым предложил эту идею.

Лично мне об обмене сообщили в московской тюрьме Лефортово, куда меня этапировали из лагеря. Со мной встретились два представителя ФСБ, один из которых представился как Александр Васильевич, а другой не назвался. О своих званиях и должностях они не соизволили упомянуть. С ними пришли и три американца, которые в отличие от них представились и назвали свои должности. В то время я был слишком взволнован, чтобы запомнить их имена. Но помню, что один был из американского посольства — это явно был официальный представитель разведки, другой — из Министерства юстиции, а третий — тоже госчиновник, не помню откуда. Российский Александр Васильевич сформулировал условия обмена. Они состояли в том, что я должен признать свою вину, согласиться покинуть Россию, что по своему желанию могу назвать имя близкого родственника, которому будет дано разрешение покинуть Россию вместе со мной, что лететь мне придется в Англию, что сохраняется мое российское гражданство и что у моих родственников не будет препятствий для встреч со мной за рубежом. Я сразу же сказал, что на эти условия не согласен, не намерен ни в чем признаваться и не хочу никуда уезжать. После этого мне вежливо объяснили, что в этом случае не только со мной, но и с другими никакого обмена не будет. Тогда я предполагал, что с российской стороны меняется столько же заключенных, сколько было арестовано в США агентов российской СВР. Я не знал тогда, что нас будет только четверо. То есть, как я тогда думал, мне нужно было принять на себя судьбу 20 человек и их семей. Все зависело от того, скажу я "да" или "нет". Я долго выяснял, что будет, если я откажусь. Обе стороны долго виляли хвостом и в конце концов признались, что соглашение пакетное и меняется, как мне было сказано, список на список. И что если один говорит "нет", то в тюрьме сидят все. Я не мог тогда на себя взять такую ответственность.

— А вы не спросили, почему вас отправляют в Англию?

— Спросил, но ответа не получил. Тогда же я отказался назвать имя родственника, которому бы разрешили лететь со мной. Если меня лишают родины, отрывают от родных и друзей и самой жизни, то почему я должен так же грубо ломать кому-то жизнь, тем более своим самым близким людям. Худо-бедно, 11 лет они все-таки со мной были близки и в разлуке. Я, надо сказать, за своих родных болею. У летевших со мной в самолете бывших зеков также не было родственников; нас сопровождали в самолете только человек 20 конвоя.

* * *

...Завершая свою книгу, Джайлс Уиттел пишет, что, не забрось судьба Уильяма Фишера на работу в ВЧК-ОГПУ-КГБ, он мог бы стать неплохим художником. В течение почти 5 лет он писал пейзажи и портреты в тюремной камере. В 1999 году издан альбом с репродукциями картин знаменитого агента. А две картины, подписанные именем Рудольф Абель, до сих пор украшают стены федеральной тюрьмы в Нью-Йорке...