Ян-Эрик Петтерссон
"Стиг Ларссон. Человек, который ушел слишком рано"
Эксмо
На популярности романов Стига Ларссона вряд ли сказалось, что автор умер, не успев дождаться публикации — более того, тиражи его книг растут в соответствии с принципом "хороший автор — мертвый автор". При этом для большинства читателей "Миллениума" личность его создателя так и осталась загадкой: какой-то шведский антифашист, журналист и редактор, которого к тому же часто путают с его до недавнего времени более знаменитым тезкой — драматургом Стигом Ларссоном, автором романа "Аутисты".
В 2008 году в Швеции вышла первая биография Стига Ларссона. Автору, Яну-Эрику Петтерссону, утверждавшему во введении, что для него жизнь героя "значит гораздо больше, чем его детективы", не пришлось погружаться в собственно биографию Ларссона. Достаточно было описать интересовавшие этого писателя события и явления — переворот в Эфиопии, революция в Гренаде, троцкистские движения в Европе и активность радикальных правых движений в Швеции — чтобы получить его портрет. Левак, убежденный антифашист, феминист и скучноватый, но дотошный журналист, начавший карьеру с рисования инфографики в агентстве и славящийся не красочностью репортажей, а обилием деталей и способностью нагнать 5 листов без помарок за выходные. В общем, личность еще более заурядная, чем его романное альтер-эго, редактор газеты "Миллениум" Микаэль Блумквист, на которого хотя бы женщины вешаются. С другой стороны, именно в том и привлекательность личности Ларссона, что ее как будто и нет, как будто за романами никто не стоит — герои сами вырастают из персонажей детских книг Астрид Линдгрен и сами вписываются в современный мир несправедливости, с которой Ларссон так старательно боролся, и который, хотя бы своими книгами, надеялся исправить.
Максим Осипов
"Крик домашней птицы"
АСТ, Астрель, Corpus
Вторая книга Максима Осипова — первой было собрание очерков и беллетристики "Грех жаловаться", вышедшее в 2009 году. Кардиолог известной тарусской больницы, Осипов по прочтении первой книги вовсе не показался большим писателем, скорее наоборот: простота, непритязательность и искренность его записок земского врача привлекали, а вот литературные опыты вполне можно было пролистать. В новом сборнике Осипов заново пытается беллетризировать свою врачебную повседневность. Приходя при этом к тому же самому, что и в прошлый раз, выводу: "В Москве, в Петербурге, в провинции — жизнь страшна".
Каковы бы ни были литературные качества беллетристики Осипова, в ней чувствуется некоторое живое напряжение, как будто то, о чем он пытается сказать, настолько важно, что не имеет уже значения, как именно он это делает. Вообще врач — в русской литературе фигура особенная, и не только потому, что Чехов и Булгаков умели писать. А потому, что в любом веке в тяжелой повседневности русской жизни врачевание оставалось единственной всем понятной формой бытового героизма. И если в первой книге Осипов мог абстрагироваться от своей роли врача-героя и просто фиксировать российскую действительность, то теперь он ищет героя вокруг, и ему становится неловко — находит себя. Доктор становится персонажем всех его рассказов, и даже если подмечает какие-то мелкие врачебные грехи (цыганка сует мятые десятки, а он не берет, но понимает, что были бы тысячные — взял бы) — все равно никого лучше кругом нет. Как говорит один из его героев: "он только врач, и чем отвратительней подопечный, тем сильнее надо стараться". То есть задача в том, чтобы блюсти нравственную чистоту даже в страшной жизни — об этом писали и сто лет назад, но Осипов-то пишет сегодня.
