"Место газеты — в сортире",— успокаивал коллег по редакции "Ъ" кинокритик Сергей Добротворский в начале 90-х, когда еще позволительно было верить в то, что твоя не слишком удавшаяся заметка испарится с прилавков и из памяти читателя как страшный сон максимум через неделю после выхода газеты. Эта мысль утешала. Мы ведь тогда не знали, что совсем скоро все наши неудачи, опечатки и ляпы будут строго охраняемы онлайн-архивами и отвертеться уже не удастся. Сиюминутность, легковесность, дешевизна — эти свойства газеты как носителя информации в сознании ее потребителя естественно переносятся и на отношение к газете как материалу. На этом "переносе" и строится сюжет, избранный галереей ПРОУН для своей новой выставки.
"День печати" это не про праздник. И совсем не про людей, которые этой самой "печатью" занимались. То есть это не про презренный жанр. Эта выставка — про самое что ни на есть высокое искусство, которое включило в свой лексикон печатный лист (фрагмент, обрывок, вырезку, отдельную букву). Речь пойдет прежде всего о коллаже, для которого газеты и прочие печатные издания массового спроса были одним из самых востребованных материалов на протяжении всего ХХ века. Рассказывать будет сотня работ — от Джакометти и Родченко до Пригова и Аввакумова.
Принято считать, что и сам коллаж, и газеты в нем породил Пикассо. Спорить с этим бесполезно — в 1912 году Пикассо заменил раму плетеным кантом и наклеил на холст кусок клеенки, изображающий поверхность стула: с этого начался коллаж. Начиная с этого года работы Пикассо и Брака изобиловали фрагментами газетных (нотных, книжных) страниц. Дальше — больше: газетами и ножницами вооружились футуристы, конструктивисты, концептуалисты, экспрессионисты, постмодернисты и просто эстеты. Смыслообразование у вышеперечисленных группировок шло не совсем сходным путем, но в том-то и прелесть избранного локального сюжета.
Печатный лист как объект художественной рефлексии работает в двух плоскостях. В одном случае это смыслообразующий элемент (важен сам текст, его источник, датировка — то есть имеет смысл его читать или хотя бы понимать его происхождение), во втором — побеждает эстетическая функция (печатный текст красив сам по себе, тут важна чистота шрифта, его стилистические особенности, цвет, ритм, композиция). То есть вырезку из узнаваемых газет вроде "Правды" или The New York Times можно использовать как носитель определенной информации, а можно ценить за красоту.
По большому счету кубисты не были здесь первыми. В XVII веке только ленивый из малых и больших голландцев не использовал изображение печатного листа (гравюры) в своих живописных композициях. Иногда это просто деталь интерьера, иногда ремарка к основному действию, а иногда отсылка к определенному событию. Сделав печатный лист одним из главных героев своих работ и использовав "натуральный" материал, Пикассо усилил этот прием во много раз. Ну и сами средства массовой информации помогли: их бурное развитие и не менее бурное внедрение в повседневную жизнь и массовое сознание сделало момент считывания подобного послания художника почти автоматическим. Газеты информируют, лгут, разоблачают, обвиняют, зазывают, рекламируют, пахнут, пачкаются, шуршат, валяются ненужными, желтеют, горят... Все это изобразительное искусство использовало по максимуму. Место газеты — в сортире? Теперь уже нет — мы редко держим газеты в руках. Место газеты в музее, говорит эта выставка.
Галерея ПРОУН, с 24 марта по 15 мая
Александр Войцеховский в галерее Roza Azora
В галерее Roza Azora открывается выставка известного художника и иллюстратора Александра Войцеховского, также известного как Петрович. Войцеховский — конечно же, искусство интеллигентской забавы, где-то между Юрием Норштейном и Гавриилом Лубниным. Когда слышишь его имя, хочется отмахнуться: "календарики с ежиками", но если честно, его календарики с ежиками, правда, замечательные. Художником Войцеховский стал почти случайно. Он работал на скорой помощи, рисовал смешные картинки и раздаривал их знакомым. Как-то друзья наскребли некоторое количество его работ и, не спросив автора, устроили художнику квартирную выставку. Оказалось, что это кому-то надо. С середины 90-х началась не слишком громкая, но вполне стабильная слава: пара десятков выставок, несколько книжек, те же постоянно перепечатывающиеся календари и открытки. Стоит отметить, что живущий в Петербурге москвич Войцеховский — художник отчетливо питерский. Его мягкий ненавязчиво-абсурдный юмор явным образом вписывается в ленинградскую традицию от детских вещей обэриутов и их первых иллюстраторов до Алексея Хвостенко с Анри Волохонским, группы "Хеленукты" и даже Митьков. Большая часть обаяния его картинок — в странных названиях вроде "Тише! Сейчас Васо будет купаться" или "Наняв полгода назад учителя музыки, любящий отец как-то заглянул на урок". Во многом они составляют как бы корпус иллюстраций к нескольким ненаписанным книгам (есть и настоящие иллюстрации, но это не так уж интересно). И тут, помимо ленинградского абсурдизма с его усатыми мужичками и грациозно-ускользающими барышнями, есть еще одна важная составляющая. Это звери Войцеховского: его отправляющиеся в деревенскую школу лошадки, трепещущие на приеме у детского психиатра зайчики, откуда-то появляющиеся муравьеды и утконосы. Они постоянно колеблются у него между человеческим и животным миром, и в этом колебании есть завораживающий уют то ли сказок Беатрис Поттер, то ли "Ветра в ивах", но все с тем же питерским акцентом. Конечно, об искусстве Войцеховского сложно сказать что-нибудь серьезное и значащее, но это и не нужно совершенно. В своем по-хорошему незначительном смысле — он один из лучших.
Ярмарка BADA в Лондоне
С 23 по 29 марта в Лондоне пройдет главная национальная выставка антиквариата Великобритании — BADA Art Fair. Все сто участвующих в ней галерей — члены Британской ассоциации арт-дилеров, самого престижного в Англии профессионального объединения торговцев антиквариатом. Именно поэтому эта ярмарка может быть особенно интересна поклонникам британского искусства.
Возможно, британские импрессионисты не достигли высот своих французских коллег. Однако за изделиями британских мебельщиков и часовщиков XVII-XIX веков гоняются многие коллекционеры мира. Часы Томаса Томпиона, английского математика и конструктора точных приборов конца XVII века, английское серебро, стулья и кресла Томаса Чиппендейла, создавшего в мебели целый стиль своего имени,— их можно будет найти на стендах, которые разместятся во временном помещении на площади герцога Йоркского, рядом со Слоун-сквер. Все прелести английской живописи также будут представлены — от акварелей и небольших полотен с изображениями охоты и поместий до иллюстраций прерафаэлитов к старинным английским балладам и стихам Шекспира. Русские иконы в одной из галерей свидетельствуют и об интересе к русской культуре, и об интересе к русским деньгам.
В рамках ярмарки будут устроены выставки еще и двух частных коллекций — серебра, бронзы и майолики из собрания барона Шредера, а также исторической коллекции британских медалей "За отвагу", собранной лордом Ашкрофтом.