Красота уродства

ММСИ совместно с галереей pop/off/art открывают ретроспективу известного художника Аркадия Петрова, представляющую разные этапы его творчества от начала 70-х до самого последнего времени.

Несмотря на перестроечную популярность, пришедшую к нему на волне интереса к советскому неофициальному искусству, Петров в общем-то не имеет прямого отношения к андерграунду. Окончив в 1969-м Суриковский, он в 1971 году становится членом Союза художников и на протяжении следующих лет пятнадцати сохраняет с официальными инстанциями прохладно-доброжелательные отношения, оформляет на заказ какие-то здания, иногда — с наименее вызывающими работами — даже участвует в выставках.

Собственно, ранняя живопись Петрова — последовательный примитивизм с моментально опознающейся преемственностью по отношению к Нико Пиросмани, а также Анри Руссо и другим классикам направления. Но у Петрова, уроженца поселка Комсомолец где-то в глубинах Донбасса, совсем другая основа. Это провинциальный парадный фотопортрет и аляповатая базарная открытка. С самого начала тема почти всех его картин — убогая мечта, уродливая, аляповатая "красота", в каких-то случайных параметрах совпадающая с красотой настоящей. Постепенно к открытке и праздничной фотографии присоединяются реклама и нарождающаяся советская поп-культура. С начала 80-х практически фетишем, воплощением этой сомнительной недостижимости становится для Петрова певица Алла Пугачева. Она то упоминается в текстах на картинах ("Цветет акация. В парке шахты 19-20 играет духовой оркестр. Бабушка продает сиреньку. В Москве живет Алла Пугачева"), то появляется собственной персоной: одной из самых известных перестроечных работ Петрова стал большой портрет полуобнаженной Пугачевой, будто предлагающей услуги интимного свойства, с приписанным к нему телефоном звезды.

В какой-то степени можно сказать, что Петров придумал альтернативу еще не появившемся соц-арту — советский поп-арт, основанный на желании "красоты", а не власти. Некоторые соц-артисты (например, Гриша Брускин) признавали прямое влияние на них Петрова. Однако известность пришла к старшему художнику, именно когда соц-арт вошел в моду. В самом конце 80-х Петров пытался соответствовать, включал в свои картины лозунги, красные звезды и военные самолеты, но это получалось у него не так убедительно, как у младших коллег, и гораздо скучнее. Дело в том, что Петрова отличает от соц-артистов еще одна принципиальная вещь: отсутствие установки на критику. Как кажется, художник искренне любил весь тот беспросветный китч, из которого родились его картины 70-80-х.

У писателя Константина Вагинова в романе "Козлиная песнь" есть персонаж Костя Ротиков, маниакально увлеченный коллекционированием разного рода "безвкусицы". Занятие это настолько захватывает его, что постепенно герой перестает замечать какие-либо другие проявления искусства и жизни, весь мир превращается в одну восхитительную безвкусицу. Аркадий Петров в свой лучший период представляет собой что-то очень похожее. Он не отвергает китч, не пытается его препарировать, наоборот — вступает с ним в чрезвычайно нежные, почти романтические отношения, как на картине, где художник на фоне райского сада держит за ручку все ту же Пугачеву.

Потом в 90-х эта зачарованность пропадает (возможно, это последствие как раз соц-артистского искушения). Вместо уродливой красоты Петров начинает видеть обыкновенное уродство, и его работы заполняют какие-то неприятные карлики, будто передразнивающие ранних нескладно-симпатичных персонажей художника. Эта злоба внезапно проходит в середине 2000-х. На картинах Петрова вновь появляются "красавицы" (так художник называл почти всех своих ранних героинь) — теперь это еще более примитивистские, почти неолитические донбасские дамы. Впрочем, той умильности, что была у Петрова в 70-80-х, здесь уже нет. Возможно, потому, что практически исчезла питавшая его советская китчевая культура. Сейчас живопись Петрова — одна из немногих вещей, хранящих ее дух без наведения ностальгического глянца, но и без, скажем, балабановского ужаса.

ММСИ (на Петровке), с 10 марта по 10 апреля