Главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН Георгий Мирский прокомментировал в эфире "Коммерсант FM" ситуацию в Ливии.
— Подавление манифестаций в Ливии носит крайне жесткий характер, это связано с особенностями внутреннего устройства страны или стоит говорить о готовности власти идти до конца, чтобы подавить эти протесты?
— Это связано одно с другим. Власть жесткая, режим очень суровый, полная цензура, нет ни парламента, ни политических партий. Во главе страны человек, именующий себя Верховным вождем революции, и это не тот человек, который потерпит, чтобы после 42 лет правления ему пришлось признать, что все было не так, он не является непогрешимым отцом своего народа. Каддафи считает себя государственным деятелем мирового масштаба, отцом единственно правильных идей, основателем новой теории и так далее. И он, конечно, растерялся, когда начались такие события. Человек 42 года у власти. Каждый день ему на стол госбезопасность кладет сводку, что все в порядке, народ тебя обожает и так далее, и вдруг такая черная неблагодарность. Есть от чего прийти негодование.
— Официальных комментариев власти Ливии не дают, дальнейшие действия Каддафи каковы?
— Если только он не болен, бывает, что из-за состояния здоровья человек теряет волю, то он пойдет на жестокое, брутальное подавление восстания, не стесняясь ничего и не боясь. Он не знает, видимо до конца, насколько армия лояльна ему, но у него есть особые спецсилы, 32-я бригада, известная своей свирепостью и жесткостью. Уже сейчас видно, что он не стесняется пролить столько крови, сколько нужно. Главное—контроль над двумя городами — Триполи и Бенгази. Если он их потеряет, то восстановить контроль будет очень сложно. Потому что остальная страна—это племена, и то неизвестно, может, некоторые из них уже против него. Кто-то даже угрожал прервать вывоз нефти и так далее. И вообще многие государственные лица ведут себя странно. Например, ливийская делегация ООН заявила, что она против жестокого подавления, которое сравнивают с геноцидом, так что все это зашаталось. Тем более, раз дело подошло к критической черте, он будет держаться до конца. Понимаете, он же не Мубарак и не Бен-Али. Те люди случайные, они пришли к власти как, их предшественников постигла злая судьба, они оказались ближе всех к президентскому креслу. А Каддафи—это то, что называется self made man, он будучи молодым полковником организовал группу офицеров, сверг монархию, создал совершенно уникальный государственный строй, прямой демократии так называемой, и он конечно, в любом случае, приближаясь к концу своей карьеры, не захочет упускать все это, потому что тогда окажется, что жизнь-то прошла впустую.
— Тем не менее, некоторые информационные агентства сообщают со ссылкой на власти в Великобритании, что Каддафи уже не в стране. А на пути в Венесуэлу, это не в его традициях?
— Нет. Насколько я понимаю этого человека, он вряд ли так будет заканчивать свой путь. Мы не знаем конечно, человек может растеряться. Потерять голову в ужасе от того, как все повернулось. Иранский шах тоже вроде бы держался, а потом взял и улетел. Оказалось, у него рак и он ничего уже не мог сделать. Один из главных уроков того, что происходит в Ливии—насколько в таком герметически закрытом обществе, строго цензурированном, власть не знала свой народ, откуда взялось столько недовольных? Как это могло быть, что это такое вообще? Поэтому тут столько неизвестных всяких величин, что ничего нельзя сказать, может быть, я не исключаю, он пал духом, но если у него со здоровьем все в порядке, это человек, который будет идти до конца. Возьмите выступление его сына сегодня — он сказал, что может быть гражданская война, и они могут на нее пойти.