Бывший первый заместитель министра юстиции ЕВГЕНИЙ КОРНИЙЧУК, который на днях вышел из СИЗО под подписку о невыезде, не считает возбужденное в отношении него Генеральной прокуратурой уголовное дело политическим. Об этом он рассказал в интервью корреспонденту Ъ ВАЛЕРИЮ КАЛНЫШУ. Господин Корнийчук также сообщил, что пересмотрел свое отношение к украинской пенитенциарной системе, которую он по долгу службы курировал в Минюсте.
— Когда вас арестовали, вам предъявили обвинение по одному эпизоду — подписание разрешения на проведение госзакупок по процедуре тендера с одним участником. Речь идет о привлечении компании Magisters к юридическому обслуживанию в 2009 году НАК "Нафтогаз Украины". Почему вы сочли достойной представлять интересы монополиста именно эту, связанную с вами, фирму?
— Ранее я действительно был старшим партнером этой компании, но в последние пять лет я не имею к ней никакого отношения. Вы знаете, закон не запрещает, будучи народным депутатом или госслужащим, оставаться акционером предприятия. Однако предполагая возможные инсинуации по этому поводу, я намеренно вышел из числа учредителей Magisters в момент моего назначения на должность первого заместителя министра юстиции (в декабре 2007 года.—Ъ). До этого, став в 2006 году народным депутатом, я прекратил всякую работу в компании, оставаясь только акционером. Что касается сути обвинения, то этот факт дважды являлся предметом рассмотрения судов. В этот раз дело возбудили непосредственно против меня. Напомню, что с марта 2009 года дело было фактовым. Так вот, мне инкриминируют превышение служебных полномочий, что привело к особо тяжким последствиям. Сейчас, как и ранее, речь идет о моем письме, в котором я, по просьбе "Нафтогаза", разъяснял нормы законодательства "Нафтогазу" же. Следователи прекрасно знают, что Министерство юстиции имеет право разъяснять законодательство и что ко мне "Нафтогаз" обратился именно с этой целью — разъяснить положения закона о возможности использования тендера с одним участником.
— Вы на момент получения письма также были членом наблюдательного совета НАК «Нафтогаз Украины»…
— Да, и как первый замминистра юстиции курировал все судебные дела который рассматривались за рубежом и с участием государства или государственных компаний. Это не секрет, что совещания, где рассматривался ход наиболее резонансных дел, проводились премьер-министром (Юлией Тимошенко — Ъ) лично. На них речь шла о том, что Украина должна быть эффективно представлена в арбитражах, в том числе и по иску «Росукрэнерго», где одной из сторон был «Нафтогаз». Мы тогда действительно работали на грани фола, но тогда руководством ставились такие задачи. Задача ставилась следующая – победить любой ценой, безусловно, в рамках правового поля. Поэтому неудивительно, что «Нафтогаз» обратился именно ко мне, как к куратору направления представительства государственных компаний в арбитражах, с таким письмом. В тексте этого письма указывалось, что «Нафтогаз» работал с Magisters и это действительно так – сотрудничество по разным делам шло с 2002 года. В письме спрашивалось – имеет ли «Нафтогаз» право, с точки зрения Минюста, на закупку услуг в рамках процедуры с одним исполнителем. В моем ответном письме было просто процитировано законодательство, а именно — что в рамках действующего законодательства о госзакупках , как минимум по двум позициям, они имеют на это право. Но подчеркну — в любом случае Минюст не является и не являлся уполномоченным органом на то, чтобы давать указание или распоряжение по поводу того, какую процедуру проводить или закупать услуги. И, соответственно, такого указания в моем письме не было.
— Но при этом следствие считает, что в содержании вашего письма присутствовал некий коррупционный мотив.
— Знаете, в то время, когда я был первым заместителем министра юстиции, мы сами проводили закупки юридических услуг для представления правительства в иностранных судах и арбитражах. Поскольку Минюст представлял Украину во всех спорах, то я с гордостью могу сказать, что за два года и два месяца, которые я работал на этой должности, мы не проиграли ни одного судебного спора. По нашим делам истцам отказывали, а иногда нам еще и компенсировали затраты на предоставление юридических услуг на миллионы долларов. Так вот — ни один из тендеров, который устраивал Минюст, за два года Magisters не выиграли. Если же следовать логике Генпрокуратуры, я должен был пропихивать Magisters везде, обеспечивать им победу в тендерах и отдавать контракты Минюста им.
— 7 февраля в Генпрокуратуре заявили, что, по предварительным данным, вы путем мошенничества завладели кредитными средствами иностранного банка. Расскажите подробнее об этом эпизоде.
— Я никаких кредитов ни в каких банках не брал. Это не эпизод уголовного дела против меня. Это некая попытка меня еще к чему-нибудь приклеить.
— Правильно ли я понимаю, что вы готовы доказать отсутствие коррупционных мотивов в деле "Нафтогаза"?
— Я не хочу рассказывать все детали, раскрывать перед прокуратурой все карты, но вы могли бы провести журналистское расследование и выяснить подробности о той компании, которая дала прокуратуре альтернативную цену юруслуг. Ведь как был подсчитан ущерб, якобы нанесенный из-за того, что "Нафтогаз" представляли Magisters? Прокуратура нашла фирму "Бондарчук и партнеры", которая отношения к международному праву не имела. У этой фирмы спросили: "За сколько вы сможете представлять интересы?" Те сказали, условно: "За 400 тыс. грн", а Magisters подсчитали и сказали: "За 2 млн грн". Я напоминаю, что речь шла об исках к государству на миллиарды долларов. А ведь определить цену юридических услуг — это сродни определению цены работы певца или художника... Со мной в СИЗО находился деятель, который часто пел песню "Миллион алых роз". Если бы его пригласили спеть ее на свадьбе, думаю, он бы и за бутылку водки пел ее всю ночь. Если же попросите, чтобы эту песню спела Алла Пугачева, то, наверное, заплатите за это полмиллиона долларов.
— Эпизод с "Нафтогазом" уже был предметом рассмотрения в суде, кредит вы не брали... Возможно, тогда есть другие причины для вашего задержания? У вас ранее были непростые отношения с нынешними первым замгенпрокурора Ренатом Кузьминым и замглавой администрации президента Андреем Портновым. Может, причина в них?
— Совершенно открыто говорю — у меня не было напряженных отношений с Кузьминым. Мы встречались с ним всего один раз. Говорю абсолютно четко — да, мне пришлось работать со многими руководителями генпрокуратуры. В том числе доводилось работать и с нынешним генпрокурором Виктором Пшонкой. Кстати, мы с ним вместе успешно презентовали в Женеве в 2009 году национальный доклад о правах человека в Украине. Но я настаиваю — никаких неприязненных отношений с руководством Генпрокуратуры у меня нет. Что касается Андрея Портнова. С ним у меня тоже нет неприязненных отношений. Я сейчас не при власти, возглавляю Украинскую социал-демократическую партию, являюсь адвокатом...
— Как проходило ваше задержание?
— Меня задержали в день, когда родилась моя дочь,— 22 декабря. За день до рождения ребенка мне позвонил прокурор. К тому моменту я уже знал о том, что дочь родится именно 22 декабря — меня врачи предупредили. К тому же я знал, что 15 декабря уже было возбуждено уголовное дело. Я следователю рассказал об этом и попросил перенести мой допрос на следующий день. Он отказал, сославшись на то, что 23-го у него другие следственные действия. Ну, хорошо. Я пришел. При этом хочу подчеркнуть — я явился к прокурору по первому его требованию. В УПК есть перечень оснований, в связи с которыми можно задерживать человека, ни под одно из этих оснований я не подпадал. Я явился моментально, по первому звонку прокурора, и был задержан.
— Если нарушены процессуальные нормы, то объясните понятным языком — почему вас задержали и посадили в СИЗО?
— Я прошу вас... Я не знаю, почему меня задержали. Если бы я знал ответ на этот вопрос — я бы вам сказал.
— Вас задержали 22 декабря 2010 года. К тому моменту в СИЗО уже находились другие известные чиновники — например, бывший глава Гостаможни Анатолий Макаренко. Наблюдая за судьбой этих чиновников, вы не думали о том, чтобы покинуть Украину?
— Нет. Я даже не считал нужным об этом думать. Поскольку при рассмотрении в судах эпизода с письмом суды уже дважды принимали решения об отсутствии "события преступления". Кроме того, есть норма УПК, которая запрещает возбуждать дела по тем фактам, которые ранее были предметом расследования в судах и по которым решения судов вступили в законную силу.
— Вы провели в СИЗО полтора месяца, расскажите об условиях вашего содержания. Как там с вами обращались? Какие были условия содержания?
— В СИЗО мне вспомнились слова Нельсона Манделы, проведшего полжизни в тюрьме. Он говорил, что уровень демократии в государстве определяется его отношением к заключенным. Хочу отметить, что в СИЗО находятся не заключенные, а люди, которые арестованы и вина которых не доказана, и в данном случае я согласен с мнением, что пребывание в нашей тюремной системе в рамках действующего законодательства и условий уже само по себе является пыткой. Я провел в СИЗО 55 дней. Главный урок, который я вынес из пребывания там, это упрек самому себе. Я понял, что недостаточно работал в министерстве, где, среди прочего, был куратором департамента исполнения наказаний. Тогда у нас в министерстве был изначально неправильный посыл — мы проводили косметические правки законодательства, а надо было всю пенитенциарную систему менять полностью! В отношении заключенных у нас сейчас действует законодательство 1937 года! Его давно необходимо было менять. Как вариант можно было бы взять в качестве примера немецкое законодательство и адаптировать его под украинские реалии, а не латать бреши. Когда же я столкнулся с системой, я понял, что многие СИЗО вообще не соответствуют стандартам, некоторые из них вообще были построены при Екатерине II. Раньше мне казалось, что по остаточному принципу в Украине финансируется культура, теперь я понимаю — на самом деле по такому принципу финансируется пенитенциарная система. Но, безусловно, за те два года, что я был в должности, мы все же сделали многое: разрешили заключенным разводиться; сняли ограничение на количество передач и свиданий; подготовили законопроект про службу пробации и альтернативные способы наказаний.
— То есть получается, что пока вы находились в СИЗО, что-то полезное для себя вы все же почерпнули?
— Это был бы полезный опыт, если бы я и дальше собирался работать в системе криминальной юстиции, занимался его усовершенствованием. Но сейчас я не вижу перспектив и желания этим заниматься в будущем.
— Появилась информация, что экс-глава МВД Юрий Луценко содержится в камере смертников. Вы, по нашей информации, содержались в одном блоке...
— Да, мы находились в одном блоке с Луценко, наши камеры находились через одну. Перестукиваться мы не могли, но виделись в коридоре. Мы содержались в блоке с максимальным уровнем безопасности. Как человек, который курировал в министерстве пенитенциарную систему, оперирую именно этим термином — "максимальный уровень безопасности". Вот только "максимальный уровень" от кого — то ли от нас ограждали окружающих, то ли нас от них. Но, действительно, такой уровень безопасности применим к тем людям, которые отбывают пожизненное заключение. Он предполагает усиленную охрану.
— Следователи предлагали вам сделку, дать показания против Юлии Тимошенко, других членов правительства?
— Мне приходилось давать показания по отдельным эпизодам, связанным с работой Кабмина. Сразу же скажу, что отношения ни к закупкам скорой помощи, ни к тратам средств Киотского протокола (по этим фактам предъявлено обвинение Юлии Тимошенко.—Ъ) я никакого не имел.
— Как вы думаете, Юлию Тимошенко посадят или нет?
— Сложно сказать. Дело Тимошенко — это вопрос политико-правовой. Он не юридический в чистом виде. Вы же понимаете, что тут вопрос связан с тем, как нынешняя власть готова вообще увидеть себя через какой-то промежуток времени. Они же должны понимать, что не всегда будут властью.
— 8 февраля в Ъ вышло интервью с вашем тестем, председателем Верховного суда Василием Онопенко, в котором он, в частности, сказал, что намерен встретиться с президентом Виктором Януковичем. Эта встреча состоялась 14 февраля. На следующий день, 15 февраля, вас отпустили на свободу под подписку о невыезде. Связи между этими событиями вы не усматриваете?
— У меня немного другая интерпретация. Возможно, есть непонятное для меня желание кого-то насолить мне, но политики, исходя из всего происходящего, я не вижу. Что касается встречи Онопенко с президентом, то лучше задавать эти вопросы Онопенко. Я склонен считать, что следователи не могли поступить иначе, кроме как выпустить меня, поскольку я на момент своего освобождения с делом уже ознакомился. А процедура в рамках уголовного процесса предусматривает, что в этот момент следователь обязан принять процессуальное решение — выпустить меня или оставить. Не секрет, что за несколько дней до этого суд продлил срок содержания меня под стражей на два месяца. Я об этом решении узнал из прессы.
— Это решение суд принял 11 февраля. Вам не кажется странным, что 11-го вы еще знакомились с материалами дела, а 14-го уже нет?
— Мое уголовное дело состоит из 6 томов, 4 из которых заполнены ксерокопиями тех документов, с которыми я ознакомился ранее при возбуждении фактовых уголовных дел.
— Давайте суммируем. Связи между своим освобождением и встречей Василия Онопенко с президентом вы не видите?
— Я не знаю, что было на встрече с президентом, я этот вопрос с Онопенко не обсуждал. В данном случае я не могу ни отрицать, ни признавать какой-то связи между этими событиями. Но повторюсь: процессуально следователь обязан был принять решение о моем освобождении. И я подчеркиваю: я надеюсь, что следователи будут объективны и изберут другую меру пресечения относительно других бывших членов правительства. В СИЗО сидит бывший министр экологии Филипчук. Человеку седьмой десяток, у него плохое здоровье. Но насколько мне известно, кроме меня никто с материалами своих дел еще не ознакомился.
— Хорошо. Если бы эта ситуация произошла не с вами, вы бы не провели связь между следующими событиями: с президентом встречается глава Верховного суда, зять которого сидит в СИЗО, и после этого зять выходит под подписку, а уголовное дело против дочери главы этого суда закрывается.
— Ну, дело по дочери (Ирины Онопенко; см. Ъ от 4 февраля.—Ъ) — оно вообще абсурдно. Там чисто гражданско-правовые отношения. Послушайте... У меня своя семья, и я 18 лет счастливо женат. Мне 44 года, и есть что рассказать — про свой трудовой путь, например. Книгу написать можно! Я занимал достаточно высокие посты в Министерстве иностранных дел, работал консулом Украины в Нью-Йорке, возглавлял управление международных договоров в МИДе. У меня есть своя жизнь, ребята! Ну сколько можно притягивать меня к Онопенко — у него своя 'кухня', у меня своя! Мы общаемся, как правило, на семейных праздниках. Я понимаю, на что вы намекаете, но...