"Желание было одно — плакать навзрыд"

Каково это — вернуться в большой спорт после дисквалификации? Перед стартом 46-го чемпионата мира по биатлону в Ханты-Мансийске мы попросили одну из сильнейших российских спортсменок рассказать, на что она готова ради медалей и как она снова борется за место в сборной

В конце прошлого года в профессиональный спорт вернулась одна из сильнейших российских биатлонисток, чемпионка мира Екатерина Юрьева. Вернулась после двух лет отсутствия: в 2008-м в ее анализах обнаружили следы запрещенных препаратов, и Международный союз биатлонистов отстранил спортсменку от соревнований. Вместе с Юрьевой на допинге попались еще два российских лидера: Дмитрий Ярошенко и Альбина Ахатова.

Ахатова профессиональный спорт оставила, а Ярошенко и Юрьева теперь пытаются восстановить не только подпорченный имидж, но и собственное место в сборной. Результаты пока не очень. На стартующем в начале марта чемпионате мира по биатлону, который в этом году пройдет в Ханты-Мансийске, ни один, ни другая, скорее всего, не выступят. Екатерина Юрьева объяснила "Огоньку", почему возвращение в спорт получается пока не таким, как она ожидала.

— Олимпийская чемпионка Ольга Медведцева, которую тоже отстраняли от биатлона за допинг, говорила, что вернуться в спорт ей помогла злость. Хотелось доказать тем, кто ее осуждал, что на самом деле она может побеждать и без допинга. Какие мотивы были у вас?

— Наверное, для кого-то это действительно серьезная мотивация: сейчас как приду и как всем покажу! Но не для меня. Я не собиралась никому мстить и что-то доказывать. Считаю, что жизнь человеку дана, чтобы оставить после себя что-то запоминающееся, а не для того, чтобы вечно переживать пережитое. Я понимала, что этот момент для меня переломный и нужно его пройти так, чтобы после дисквалификации сделать новый шаг вперед. После этой истории я очень долго не могла прийти в себя, все думала, почему так получилось. Лишние мысли для спортсмена — это трата энергии и эмоций, которые мешают добиться хороших результатов. Поэтому теперь я решила сосредоточиться непосредственно на спорте.

— Какие сложности испытывает спортсмен, когда лишается тренировок?

— Это стресс для организма. У нас даже на тренировках пульс 170 ударов в минуту. В обычной жизни 130 — это уже много. Отвыкать от тренировок надо постепенно. У меня так было: не можешь сидеть на месте, какой-то дискомфорт в груди, мышцы все перенапряжены. Неприятные ощущения.

— Согласно международным правилам, дисквалифицированный спортсмен не может готовиться со своей командой. Кто помогал вам поддерживать спортивную форму?

— Я нашла зарубежного тренера и много времени провела в Европе. Готовилась за свой счет и, несмотря на дисквалификацию, до последнего надеялась, что меня оправдают и допустят к Олимпиаде в Ванкувере. Когда я получила отрицательный ответ из Международного спортивного суда, во мне как будто что-то сломалось. Подсознательно я понимала, что выиграть суд нереально, но надежда оставалась. Окончательный вердикт поверг меня в шок. Это был самый сложный момент в моей спортивной карьере: вот я выхожу из здания суда и понимаю что все, конец. Раньше все эти слушания казались какой-то игрой, чем-то неосязаемым и ненастоящим. А когда суд вынес окончательное решение, оказалось, что все это реально.

— После дисквалификации вы стали сниматься в различных телевизионных шоу, путешествовали, участвовали в откровенной фотосессии журнала Maxim. Все это было для того, чтобы отвлечься?

— Точно не для отвлечения. Для меня это был новый опыт, попытка узнать что-то новое о себе, испытать себя даже. Каждый человек мечтает узнать свой ресурс, вот те же съемки в "Жестоких играх" мне в этом помогли. Отвлечься от всего я попыталась в первые несколько дней после окончательного вердикта. Честно, я даже не помню, что делала. Помню только, что поехала в лес, отключила все телефоны — просто решила остаться одна, чтобы выплеснуть все. Желание одно только было — плакать, причем навзрыд.

— Вы считаете, что произошедшее с вами — чья-то ошибка, чей-то злой умысел или ваша ошибка?

— Не хочу отвечать на этот вопрос.

— Вы согласны с тем, что современный биатлон — это не только спортивное состязание, но и соревнование химических лабораторий?

— Я не была свидетелем того, чтобы кто-то принимал допинг. Про себя могу сказать, что я однозначно против допинга. Я за то, чтобы в спорте важную роль играли тренировки, какие-то новые методики. Например, если есть тренер по стрельбе, который научит тебя стрелять не за 30 секунд, а за 20, зачем от него отказываться? Если же вопрос медицины выходит на первый план и допинг принимают целенаправленно — я этого не одобряю.

— Но человеческий предел существует, во многих дисциплинах он уже достигнут, а побеждать, ставить новые рекорды все равно надо. Скажите честно, если бы у вас была возможность выиграть олимпийскую золотую медаль, а единственный вариант сделать это — принять препарат, который входит в зону риска, но шанс обнаружить его крайне мал, пошли бы вы на такой шаг?

— Это провокационный вопрос. Я отвечаю решительным "нет". Опять же, есть много тренировочных методов улучшить результат — вовсе не обязательно прибегать к таким мерам. Я бы не стала подвергать себя такой опасности ради олимпийской медали.

— Допинг-скандал случился через полтора месяца после того, как Союз биатлонистов России возглавил Михаил Прохоров, известный своей любовью к спорту. Вы объясняли ему, как и почему допинг попал в ваши анализы?

— Мы с Михаилом Дмитриевичем встретились сразу же после возвращения в Москву с чемпионата мира, но он нас не спрашивал, как, почему. Если нас не спрашивают, мы сами не говорим. Да и вообще, он не из тех людей, кто будет выслушивать 250 версий. Думаю, у него была достоверная информация о том, как все это произошло.

— Как он отреагировал на допинг-скандал?

— Он нам очень сильно помог. Наши интересы отстаивали очень квалифицированные адвокаты, которых мы сами просто не потянули бы в финансовом плане. Недавно он помог мне заплатить штраф Международному союзу биатлонистов — призовые, заработанные на этапах Кубка мира в конце 2008 — начале 2009 годов. Я ему за это благодарна.

— У вас с Михаилом Прохоровым настолько тесные отношения, что вы можете позвонить ему и попросить заплатить за вас 66,2 тысячи евро?

— Насколько я понимаю, у него нет телефона, вся связь через помощника. Я написала ему письмо, и Михаил Дмитриевич достаточно быстро отреагировал. В итоге меня допустили к стартам в этом году.

— А как вас поддерживала команда? Звонили, наверное, спрашивали, что да как?

— Нет. Эти два года были насыщены различными мероприятиями, соревнованиями, было не до меня. У каждого были свои дела. Мне приятно, что приняли меня после возвращения в команде достаточно позитивно. Не скажу, что с шариками, там, или с лепесточками. Нет, без излишеств, но вполне достойно. Я себе все это представляла в более мрачных тонах. Просто сборная — это особый организм. У нас всегда одни сборы, мы постоянно вместе, а когда человек вылетает на несколько лет из этого ритма, лишается этой атмосферы, то вернуться обратно достаточно сложно. К тому же обновился состав, ушли те, кого я хорошо знала.

— То есть частью команды вы себя не чувствуете?

— Я не привыкла к новому коллективу — это да. К тому же мне потребовалось время, чтобы вернуться в спортивный режим. Сейчас я смотрю на сборную с позиции спортсмена, который не может усилить команду. Если я не могу ее усилить, то зачем мешать или препятствовать ее развитию? Когда пойму, что могу дать команде что-то реальное, то и буду чувствовать себя ее полноценной частью.

— Ваши результаты не впечатляют. В первом после возвращения спринте вы заняли 49-е место. Что с вами не так?

— Не могу сказать, что сейчас феноменально готова. Причин несколько. Во-первых, я только сейчас более или менее почувствовала дух соревнований. Во-вторых, я занималась индивидуально, в отрыве от команды — это тоже причина. С наскока запрыгнуть на пьедестал очень трудно. Сейчас я только-только вспомнила, как рассчитывать силу по дистанции, сколько нужно времени для пристрелки и так далее.

— В начале марта в Ханты-Мансийске стартует чемпионат мира. Вы готовы к тому, что тренеры не включат вас в заявку?

— Если даже это и произойдет, думаю, в этот раз отнесусь к такому решению как к рабочему моменту. Точно могу сказать, что невключение меня в состав не станет поводом для того, чтобы думать, правильно я вернулась или нет. У меня есть цели гораздо серьезнее.

— Олимпиада? Но ведь, согласно антидопинговым правилам, спортсмен, уличенный в допинге, пропускает две Олимпиады. Ванкувер вы пропустили, на очереди Сочи...

— Я знаю эти правила. Но надеяться на то, что что-то может измениться, никто ведь мне не запретит, так? Я решила, что нужно сейчас делать максимум того, что ты можешь. А работать просто так, без цели — это не для меня. Спортсмен должен быть мотивирован на максимальный результат. В нашем виде спорта это Олимпиада.

— Известно, что во время дисквалификации вам несколько раз предлагали сменить гражданство. Вы ведь не были еще ни на одной Олимпиаде, а поехать туда, говоря образно, от Казахстана, гораздо проще, чем пробиться в состав сборной России. Почему вы отказались?

— Я знаю, что некоторые спортсмены соглашаются уехать и выступать под другим флагом. Кто-то показывает неплохие результаты, кто-то даже выигрывает олимпийские медали. Но мне кажется, что для прогресса и собственного роста уезжать из России неправильно. У нас большая команда, огромная конкуренция, это способствует развитию. Плюс еще чувство патриотизма, которое для меня важнее финансового аспекта. Поэтому, как только на меня вышли национальные федерации, не буду говорить, какие, я категорично им ответила "нет".

— При этом натурализация уже давно не экзотика. У нас под сочинскую Олимпиаду иностранцами спешно укрепляют те виды спорта, где медалей своими силами не завоевать. Вот этот год стал для нашего биатлона провальным. Можете представить, что завтра вам приведут какого-то немца или норвежца и скажут: вот он, наш новый герой?

— Для биатлона это вообще не вариант. У нас столько хороших спортсменов, что искать кого-то на стороне точно не нужно. Кроме того, ни одна страна не отдаст высококлассного спортсмена в Россию. В других видах спорта, да, могут быть варианты. За четыре года хорошего спортсмена точно не вырастишь, значит, нужно что-то придумывать. Все-таки Олимпиада домашняя, нужно медали завоевывать.

— Один переход вы все-таки совершили. Если раньше вы выступали за Московскую область, то теперь представляете Тюменскую. Трудно поменять Москву на Тюмень?

— На самом деле, это формальный переход: я как жила в Москве, так здесь и остаюсь. Однажды я беседовала с Альбиной Ахатовой и сказала, что, мол, очень дорого оплачивать сборы за свой счет. Она посоветовала: переходи в Тюменскую область, там помогут. Я не из тех, кто любит прыгать с одного места на другое, но для упрощения подготовки мне было лучше и комфортнее перейти сюда. Тем более, Тюменская область, насколько я понимаю, отвечает за подготовку биатлонистов и лыжников к сочинским играм. Все виды спорта распределены по регионам, кто и кого готовит. Вот в Тюменской области приоритет — биатлон. В меня здесь поверили, и теперь хочется ответить взаимностью.

Беседовал Александр Беляев