Слова Лотреамона из "Песен Мальдорора" про "случайную встречу швейной машинки и зонтика на столе патологоанатома", которые так любил Андре Бретон, стали для сюрреалистов руководством к действию. Подчас самым непосредственным: в 1920 году Ман Рей берет швейную машинку, заворачивает ее в тряпку, перевязывает бечевкой и называет "Загадка Исидора Дюкасса" — кажется, все творчество "художественного упаковщика" Христо выросло из этой работы. Игры ассоциаций, парадоксальная логика сновидения, эротические подтексты, фрейдистские аллюзии, абсурд и ирония, агрессивные образы, режущие глаз — почти буквально, как в знаменитом кадре из "Андалузского пса" Луиса Бунюэля и Сальвадора Дали. Все это легло в основу поэтики сюрреалистического объекта, который впервые — со времен ухода сюрреализма на заслуженный отдых — попал в центр внимания специальной выставки. "Сюрреалистическая вещь. Скульптура и объекты от Дали до Мана Рея" — этим революционным проектом Ширн-Кунстхалле, один из лучших выставочных залов Германии, отмечает свое 25-летие.
Больше всего Ширн теперь похож на кунсткамеру сумасбродного алхимика, в сумрачных залах которой спрятаны нелепые и жутковатые диковины. Очки с двумя дужками, но одним окуляром могли бы выпасть из кармана какого-нибудь циклопа ("Ненаходимый" Марселя Мариена, друга Рене Магритта, "выпал" из знаменитой коллекции Сильвио Перлштейна). Меховые лапки, выпускающие, словно кошка — когти, дамские ноготки с кроваво-красным маникюром, могли бы происходить из собрания Леопольда фон Захер-Мазоха ("Меховые перчатки" Мерет Оппенгейм происходят из собрания галеристки Урсулы Хаузер). А дырявая колонна, в которую вставлены настоящие кости, оказывается монументом павшим во Второй мировой, а не капищем некоего каннибальского племени ("Памятник героям" Исаму Ногучи из нью-йоркского музея художника). Как грандиозную кунсткамеру описывал такие вещи и Андре Бретон в предисловии к каталогу "Сюрреалистической выставки объектов", прошедшей в Париже, в галерее Шарля Раттона, в 1936-м. Хитом той экспозиции стал "Меховой чайный прибор" совсем юной Мерет Оппенгейм, до того известной более в качестве натурщицы Мана Рея.
Этой эмблемы сюрреализма на выставке нет, но других хрестоматийных произведений хватает. Телефонный аппарат с омаром вместо трубки ("Телефон Афродиты" Сальвадора Дали), ощетинившийся гвоздями утюг ("Подарок" Мана Рея), однорукий, одноногий и одногрудый манекен ("Полкуклы" Ханса Беллмера). Всего около двух сотен работ полусотни художников, в той или иной степени связанных с сюрреалистским движением: весь авангард Старого и Нового Света, от Пабло Пикассо до Генри Мура, от Альберто Джакометти до Александра Калдера.
Сюрреализм взят в широком контексте: на выставке он начинается в 1910-е, поглощая находки дадаистов, а заканчивается в 1970-х, протягивая руку концептуалистам. Конечно, как было обойтись без реди-мейдов Марселя Дюшана, впервые введшего сугубо нехудожественные предметы вроде писсуара или велосипедного колеса в поле искусства. Здесь не цепляются к словам, не выясняют, где проходят видовые границы между скульптурой и объектом и к какому ведомству приписать, скажем, беллмеровский "Волчок" (гипсовые слепки женских грудей, собранные в этакую виноградную гроздь). Куратор Ингрид Пфайфер задалась более важной целью: показать, что именно в объекте воплотились все основные идеи сюрреализма, завещавшего эту странную штуку современному искусству вместо скульптуры.
О том, как скульптура вытесняется объектом, лучше всего, пожалуй, рассказывает раздел, посвященный манекену — главному фетишу сюрреалистов, любовь к которому унаследовали и современные художники вплоть до Роберта Гобера или братьев Чепмен. Подобный раздел имелся и на парижской Международной выставке сюрреализма 1938 года: Сальвадор Дали, Марсель Дюшан, Макс Эрнст, Ман Рей, Андре Массон, Вольфганг Паален, Соня Моссе — каждый из них поработал с манекеном, превращая его в андрогина, инвалида или просто жертву неуемной фантазии маркиза де Сада. Ведь в эпоху, когда ревущий автомобиль стал прекраснее Ники Самофракийской, идеал гуманизма в антропоморфных формах, питавший западную скульптуру до самой ее смерти, оказался ни на что не годным. Что замечательно продемонстрировал нам Сальвадор Дали, трансформировав торс Венеры Милосской в комод с выдвижными ящичками.
Франкфурт-на-Майне, Ширн-Кунстхалле, до 29 мая