Не самый предсказуемый, надо признать, релиз для того, чтобы отметить 70-летие Пласидо Доминго. "Федора" Умберто Джордано — не юбилейная какая-то вещь. Вроде бы и совсем не безызвестная, но в то же время в центральные оперы веризма ее, будучи в здравом уме, не запишешь. Небольшая, потенциально "шлягерных" мест мало, а бульварные катаклизмы ее сюжета сейчас сложно воспринимать без смеха. Объяснимой в качестве юбилейного приношения ее делает в основном то, что Доминго в свое время пел в "Федоре" неоднократно — ну, и еще то, что дирижер Альберто Веронези, с которым певец сотрудничает в последние годы, не скрывает своего интереса к веристским опусам второго плана (и пользуется именем Доминго для того, чтобы и публика хоть силком разделила этот интерес).
Отнестись к сюжету с прочувствованной серьезностью традиционно сложнее всего русскому слушателю, поскольку главные герои драмы Викторьена Сарду, переложенной на итальянский для либретто, именно что русские. Главную героиню, княгиню, зовут Федора Ромазов. Ее возлюбленный (которого она сначала ненавидела и поклялась убить, потом страстно полюбила, но перед этим успела подвести под статью его брата, а в конце возлюбленный уж так на нее рассердился, что она наложила на себя руки,— в общем, все сложно) зовется Лорис Ипанов. Действие этого "жестокого романса" происходит сначала в Петербурге, сотрясаемом зверствами "нигилистов", потом в Париже (куда долетает известие об убийстве Александра II), а роковой финал, чтобы контраст был пожестче, разыгран в совсем уж буколической Швейцарии.
Сарду, а за ним и Джордано выписали образы Федоры в духе того стереотипа, который позже будет обозначен как "mad Russian"; как поется в арии одного из персонажей, "русская — женщина вдвойне... в ней весь ее пол и все человеческое естество... алтарь, бездна, таинство!.." (что забавно, сама эта ария написана на мотив алябьевского "Соловья"). Но напрасно ожидать магматических страстей от Ангелы Георгиу, которая поет здесь Федору. Она опытна, музыкальна, аккуратна, но как будто бы поглощена заботой о том, чтобы голос звучал мягко и насыщенно и чтобы в записи не были документированы напряжение и возрастные приметы. Их, действительно, не слышно, но не слышно и того самого гипертрофированного "естества", без которого и незачем браться за такой материал, и только в предсмертных сценах примадонна хоть осмотрительно, но позволяет эмоциями побушевать.
А вот Лорис Ипанов появляется в опере не сразу, в тот момент, когда можно и подзабыть, что это студийная запись, мирволящая к слабостям певца, поэтому явление Пласидо Доминго производит поначалу мало что не ошеломляющее впечатление. Потому что вот цифра "70 лет" — и вот этот свежий тембр, ни дать ни взять Доминго лучшей его поры. Увы, дальше слышно, что голос все-таки покачивается, но зато певец по обыкновению берет артистизмом, и таким, который со всеми оговорками все-таки и на восьмом десятке странным образом не выглядит смешным или жалким. Даже в этих несколько смешных драматургических обстоятельствах.
Стоит все-таки уточнить, что запись была сделана аж в 2008 году, и ее приберегли для того, чтобы отметить юбилей певца — видимо, рассудив, что при всем своем молодечестве немолодой кабальеро может ближе к славной дате и не потянуть еще один полновесный оперный проект. Ну что ж, лучше так, чем очередной диск с неаполитанскими песнями или очередной эксперимент с баритональными партиями.
Giordano: "Fedora" (2 CD)
Orch. & Choeurs de La Monnaie, A. Veronesi (Deutsche Grammophon)
D. Damrau; Muenchner Philarmoniker, C. Thielemann "R. Strauss: Lieder"
Virgin Classics
Голос Дианы Дамрау, известный по колоратурным партиям в операх Моцарта и композиторов бельканто, не в первую очередь ассоциируется с песнями Рихарда Штрауса — если учитывать, что самые известные произведения из этого репертуара кажутся зарезервированными за более "фундаментальными" по силе и весомости тона сопрано. Тем не менее подобраны песни так, что сожалеть о выборе певицы не приходится: композитор, который среднестатистическому слушателю знаком благодаря массированным оркестровым атакам и требовательным оперным партиям, на этом диске неожиданным образом предстает вернейшим продолжателем хрупкого и нежного психологизма немецких Lieder шубертовского образца. Отдельное чудо в этой записи, конечно, Мюнхенский филармонический оркестр под управлением Кристиана Тилеманна. Он все время, даже в бурной "Цецилии", умудряется своим звучанием говорить "мы аккомпанируем, мы служим, мы не просто так себе красуемся" — и все равно, даже и при этом деликатном статусе, демонстрирует настолько княжеское достоинство звучания, что иногда на него отвлекаешься. Особенно в более пространных инструментальных эпизодах — как в песне "Утро", которую тянет переслушивать в том числе и благодаря трепетному скрипичному соло от концертмейстера.
R. Cardinale, H. Schmitt "Mozart & Beethoven: Sonates pour pianoforte & violon"
Alpha
Сопоставление Моцарта и Бетховена на материале произведений одного типа — идея не самая новая, но тут пианист Реми Кардиналь и скрипачка Элен Шмит прибегают к своеобразному ходу. У Бетховена взята соната op. 12 N 1, написанная еще в XVIII веке, в 1798 году, и посвященная не кому иному, как Антонио Сальери. А у Моцарта — две сонаты (K. 380 и K. 354), написанные, очевидно, в 27 лет — в том же возрасте, в каком свою сонату написал Бетховен. Идея занятная, особенно если прибавить к этому еще и намерение аутентичной интерпретации всех трех сонат — в которых, стоит заметить, клавирная партия держится на куда более заметных позициях, нежели скромный аккомпанемент. Вопреки этому игра Реми Кардиналя кажется не очень убедительной апологетикой в пользу исторического молоточкового фортепиано ("пианофорте", как принято в современной англоязычной традиции называть старинную модификацию рояля). Инструмент под его пальцами звучит слегка игрушечным, бедноватым в смысле своих изобразительных возможностей и манерным — почти как клавесин, но без его тембральной "вкусности". А к достижениям Элен Шмит в этой записи только и можно отнести несколько ученическую старательность и стремление во что бы то ни было играть без вибрато.
L'Arpeggiata, C. Pluhar "Monteverdi: "Vespro della Beata Vergine""
Virgin Classics
Мы до сих пор не знаем, как именно сам Клаудио Монтеверди мыслил собственное знаменитейшее произведение, "Вечерню Пресвятой Девы",— то ли как музыку для богослужения, для церкви (и здесь есть вопрос, для какой именно), то ли как своего рода "духовный концерт", то ли как не предназначенную для буквального литургического использования череду манифестов нового музыкального искусства. Собственно, теперешняя трактовка от известного ансамбля L'Arpeggiata интересна именно в контексте этих поисков. Еще лет двадцать назад многие исполнители пускались по случаю "Вечерни" в познавательные реконструкции, дополняя музыку Монтеверди "недостающими" песнопениями из обихода католической вечерни, используя сравнительно крупные составы и стараясь создать сложную акустическую картину — под стать, скажем, венецианской базилике св. Марка, с которой часто связывают "Вечерню". "Арпеджата" представляет радикально иную версию, подчеркнуто камерную и, если угодно, секулярную.
Исполнителей всего три десятка, хора как такового нет, есть только ансамбль певцов-солистов. Есть знаменитости (Нурия Риаль, Маркус Брутшер, Ян ван Эльзакер, Паскаль Бертен), но при этом много новых имен. В основном, так получилось, испанские певцы-"барочники", среди которых многие стоят пристального внимания — например, Эмилиано Гонсалес Торо, выпевающий диковинные теноровые колоратуры так, что лучшего и не пожелаешь. Вообще, с точки зрения абстрактной музыкальности все феноменально качественно, так что и мысли даже не приходит о том, каких усилий эта как бы легкая, с налету качественность может стоить — ну, L'Arpeggiata это умеет. Но странным образом эта качественность, эта вездесущая сонорная роскошь щипкового континуо, эта безукоризненно пригнанная выделка выглядят этаким глянцем, за которым не видно содержания. По своему сочетанию чувственности и мистицизма, дерзости и странного благочестия "Вечерня" Монтеверди — своеобразный аналог "Экстаза св. Терезы" Бернини. Здесь эта двоякость ликвидирована, и "Вечерня" подана как блестящий набор изысканных мадригалов. Очень красиво, но кто-то все-таки наверняка пожалеет о "сакральном" колорите, а кто-то — о традиционной григорианской мелодике, на игре с которой строятся многие композиторские чудеса Монтеверди, что эта запись предпочла как бы и не заметить.