В среду в Национальной филармонии выступил украинско-британский пианист Алексей Гринюк. За 33-летним музыкантом давно закрепилась слава неподражаемого интерпретатора классики, и на его концерт публика собралась в ожидании чуда. Ожидания оправдались, констатирует ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Алексея Гринюка украинская публика полюбила еще в конце 1990-х. Когда в 1999 году он уверенно шел к первому месту в фортепианном конкурсе имени Владимира Горовица (и заслуженно его получил), сотрудникам филармонии доводилось перекрывать все входы и выходы, так как толпа желающих его послушать грозила обрушить балкон недавно отреставрированного Колонного зала.
Уже тогда игра пианиста отличалась непривычной для современного виртуоза чувственностью и неистовым разгулом страстей — в технически сложных местах он и вовсе напоминал канатоходца без страховки. Алексея Гринюка сравнивали с самим Горовицем, и его преклонение перед гениальным пианистом подливало масла в огонь. О своем кумире Алексей Гринюк знал, кажется, все: часами рассказывал о нем консерваторским товарищам, "снимал" с видеозаписей характерные технические приемы и жесты, а с аудиозаписей — изощренные транскрипции, чутко вычленяя из дьявольски запутанного звукового месива отдельные ноты. Так Гринюк переиграл, наверное, все существующие транскрипции маэстро, но вторым Горовицем не стал, выйдя в собственное эстетическое русло.
То, что Гринюк — явление исключительное, подтвердило и нынешнее выступление. В этот раз он исполнял Концерт #2 для фортепиано с оркестром Иоганнеса Брамса — внушительный по объему цикл, каждая из частей которого вполне могла бы претендовать на статус отдельной завершенной симфонической композиции. Совсем не соотносящийся с традиционным образом "стального" виртуоза, миловидный, с наивным детским взглядом, задумчивый и слегка рассеянный, солист не пытался играть в супергероя, а пошел от обратного. Усевшись вместо концертной банкетки на обычный стул со спинкой и мягким поролоновым сиденьем, Гринюк заиграл тепло и просто, а технически сложные пассажи — с показательной невиртуозностью, словно утверждая за ними фоновую роль.
Свое мастерство он демонстрировал терпеливо и последовательно, сначала поражая непредсказуемостью динамического развития, затем — выстроенностью формы, далее — невероятным тембровым разнообразием, противопоставлением регистров, постепенным превращением стремительного музыкального напора в очаровательные стелющиеся пассажи и порхающие трели. Заставив зал тихо ахнуть после Брамса, пианист исполнил на бис "Сонет Петрарки #3" Ференца Листа — так бережно и интимно, словно на несколько минут стал Адамом, которому Бог предложил самостоятельно извлечь ребро и создать Еву.
В этот же вечер Национальный симфонический оркестр под управлением Владимира Сиренко исполнил еще две симфонические партитуры, добавив концертной программе классицистской стройности (Симфонией #38 Вольфганга Амадея Моцарта) и позднеромантической красочности (симфонической поэмой "Дон Жуан" Рихарда Штрауса). И самое приятное, что рядом с игрой Алексея Гринюка это коллективное выступление ничуть не поблекло.