Выставка современное искусство
В M&J Guelman Gallery (бывшая галерея Марата Гельмана) открылась выставка казахских художников Ербола Мельдибекова и Нурбосына Ориса "Галлюцинация". Рассказывает АННА ТОЛСТОВА.
Ербол Мельдибеков, один из самых известных на мировой арт-сцене казахских художников, часто берет в соавторы брата, Нурбосына Ориса, и в нынешнюю выставку тоже включил его работу. А именно объект "Немецкая надежда", издали кажущийся произведением гвоздильщика Гюнтера Юккера: сидение и ножку обыкновенного стула покрывает колючая шубка из чего-то вроде гвоздей, которые при ближайшем рассмотрении оказываются обгоревшими спичками. В остальном же "Галлюцинация" — практически персональная выставка Ербола Мельдибекова. И она не столько об утраченных иллюзиях авангарда эпохи 1968-го, сколько об иллюзиях исторических, настигающих интеллигента постсоветских республик Средней Азии, как мираж путника в пустыне, где все относительно и пространство измеряется временем в пути, что прошел караван.
Название выставке дал, собственно, один блистательный проект: "Галлюцинация" — это коллекция открыток и архивных фотографий, запечатлевших Константиновский сквер в центре Ташкента. На протяжении столетия здесь сменилось десять памятников: туркестанского генерал-губернатора фон Кауфмана, покорителя Азии, теснили маяки, серпы и молоты в честь Великого Октября, монументальную пропаганду конструктивизма — Ильич, Ильича — Виссарионович, тирана народов — стела с "Программой КПСС", ее — колоссальная голова Карла Маркса, а отца коммунизма — Тамерлан. Ербол Мельдибеков, скульптор-монументалист по образованию, с иронией наблюдает этот карнавал исторического сознания (или исторического бессознательного), воплотившегося в бронзе и граните. И в ответ создает две остроумные серии объектов-монументов. Первая — "Мутация", где типовой бронзовый бюстик Ленина посредством простейших манипуляций, знакомых любому советскому халтурщику — ваятелю агитпропа, подвергается разным комичным трансформациям. Сплющивается в жутковатого гомункулуса, обретает монголоидные черты какого-то неведомого сатрапа-чингизида, "надевает" троцкистские очки и бородку, а то и вовсе выворачивается наизнанку. Вторая — "Пик Коммунизма": шесть перевернутых вверх дном эмалированных тазов и кастрюль, которые скульптор несколькими ударами молотка превращает в пейзажную скульптуру, изображающую одну и ту же горную вершину на Памире, которая за сто лет шесть раз меняла имя, побывав пиком Петра Великого, Сталина, Коммунизма, и сейчас называется пиком Самани. Самую высокую гору в СССР не снесешь, как памятник в Константиновском сквере, но ее можно переименовать, и географический атлас подчас становится замечательным учебником истории. С этим скульптурно-топонимическим этюдом рифмуется найденный объект "Не хочу быть Алиевым" — полоса бульварной газеты, сообщающая о том, что ректор Казахской академии искусств, однофамилец попавшего в опалу Рахата Алиева, решил отказаться от своего имени. И закатанный в пластик газетный листок становится в руках художника едва ли не лучшим памятником новой эпохе — наряду с восковой маской гастарбайтера и туркменским ковром, "сотканным" из щеток, которые местные производители по бедности мастерят из стратегических военных запасов металлической проволоки.
Наблюдателю этого всемирно-исторического галлюциноза остается лишь смех. В видеоинсталляции "Шучу" плюшевый тигренок катается по полу перед телевизором, в котором заразительно хохочет художник: звука самого видео не слышно, зал галереи оглашает раскатами смеха заводная игрушка.