Фестиваль кино
Госфильмофонд провел очередной фестиваль архивного кино "Белые Столбы". Среди его главных событий — показ считавшегося утерянным фильма Евгения Червякова "Мой сын". Кинолента 1928 года не дала скучать АЛЕКСЕЮ МОКРОУСОВУ.
На каждом фестивале Госфильмофонда показывают неизвестный или забытый фильм, который смотрится классикой — как "Первороссияне" Евгения Шифферса, в конце 60-х исчезнувшие с экранов. В других случаях фильм ставили с прицелом на вечность, но так и не выпускали в прокат — как "Первую конную" Ефима Дзигана. В этом году фурор произвел "Мой сын" Евгения Червякова (1899-1942). Картина, премьеру которой бурно обсуждали газеты, считалась утерянной, что неудивительно: около 80% немых лент исчезли навсегда. Но три года назад в Музее кино Буэнос-Айреса нашли советский фильм с испанским названием и испанскими титрами. Для идентификации кадры из него послали в Россию. Киноведы Юрий Цивьян и Петр Багров обнаружили, что это ставший мифологическим "Мой сын". Из семи частей картины сохранилось пять.
Имя Червякова, воевавшего в гражданскую на стороне белых и погибшего добровольцем под Ленинградом, мало что скажет современному зрителю. Синефилы, может быть, вспомнят его актерские роли, например Пушкина в "Поэте и царе" (1927). ТВ не показывает его ленты 30-х о троцкистах-вредителях на железной дороге ("Честь") и перевоспитании в лагерях НКВД на Беломоро-Балтийском канале ("Заключенные" по сценарию Николая Погодина). Но как режиссер Червяков начинал с другого. Его картины 20-х предлагали новые пути для развития киноязыка. После фильма "Девушка с далекой реки", рассказывавшего о жизни деревенской телеграфистки и ее мечтах о Москве, критика заговорила о методе Станиславского на экране. Червяков увлекался жанром "лирической кинопоэмы", за которую годы ратовал французский режиссер и теоретик Луи Делюк. Довженко пытался в "Звенигоре" работать в этой эстетике, но критики сочли, что у Червякова получилось лучше. Возможно, поэтому "Девушку" ограничили в прокате.
"Мой сын" же стал одним из самых популярных фильмов эпохи. История неверной жены и муки мужа, не сразу признающего чужого сына своим, увлекают не только в контексте 20-х. Сексуальная революция в СССР, провозглашенная звонким голосом Александры Коллонтай, породила немало вопросов к семейным будням. Впрочем, как писал в "Правде" Хрисанф Херсонский, "трудно определить, в какой стране и в какое время происходит действие. Трудно найти в фильме какую-либо социальную, советскую, а не только сантиментальную тенденцию, которая вела бы к разрешению поставленного вопроса". И это верно: главным оказывались не приметы времени, но манера рассказа — крупные планы, минимум титров при обильных разговорах героев, и атмосфера, чем-то предвосхищающая Антониони 60-х. Сыгравшая главную роль Анна Стэн скупа на мимику и жесты, так же работал и ее партнер по дуэту Геннадий Мичурин.
Цензура не полюбила "Моего сына". Перед премьерой вырезали два важнейших титра (для показа в Белых Столбах их восстановили). Начальный: "Многое кажется нам безнадежным, не потому, что оно неразрешимо трудно, а потому, что жизнь еще не научила нас находить правильное решение". И не менее подозрительный финальный: "Но через трудности еще не налаженной жизни должны же мы научиться правильным решениям". В 1936 году "Моего сына" запрещают "как устаревший к/ф, ныне неверно отражающий положение матери", который "показывает безрадостное материнство женщины, имеющей ребенка не от мужа". Два года спустя разрешили прокат старых копий без права печати новых и с требованием вырезать из титров имя Стэн, сделавшей к тому времени карьеру в Европе и Голливуде.
Последняя копия "Моего сына" сгорела в начале войны на складах "Ленфильма". Режиссер к тому времени ходил в неудачниках: хотя в его "Заключенных" играли Астангов и Яншин, а в "Станице Дальней" Зоя Федорова и Николай Крючков, фильмы эти сочли слабыми. Впрочем, масштабы участия в их съемках Червякова неясны. Он сильно пил в последние годы, и в "Станице Дальней", например, многое отснял второй режиссер, будущий классик детского кино Илья Фрэз. Если бы фильмы Червякова 20-х не потеряли, одним классиком у нас было бы больше. Но история слишком зависит от случая.