премьера балет
В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялась премьера балета "Русалочка" в постановке Джона Ноймайера с Анной Хамзиной в заглавной партии. ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА полагает, что помимо качественного и очевидно кассового спектакля театр приобрел исключительную балерину.
Из всех российских трупп балет Музтеатра Станиславского ведет, пожалуй, самую сбалансированную репертуарную политику. Одержав три победы подряд на ниве современной бессюжетной хореографии, руководители театра без колебаний оставили эту золотоносную жилу, переключившись на драматический балет, традиционно любимый российской публикой.
Театр выбрал "Русалочку" Джона Ноймайера. Во-первых, с руководителем Гамбургского балета у "Стасика" сложились дружественные отношения еще со времени постановки "Чайки". А во-вторых, балетная интерпретация сказки Андерсена, сочиненная композитором Лерой Ауэрбах и хореографом Ноймайером в 2005 году по спецзаказу Датского королевского балета к 200-летию сказочника, а затем перенесенная в Гамбург и Сан-Франциско, все же растиражирована не так широко, как, скажем, ноймайеровская "Дама с камелиями".
В пользу "Русалочки" говорили и визуальные эффекты, поистине сказочные. Причем автором их (сценографом, художником по костюмам и свету) выступил сам хореограф. Он придумал глубоководное царство, светящееся синим сиянием, прорезанное люминесцентными волнами, с маленьким, усеянным огнями корабликом, плывущим под колосниками. Крупным планом подал выбеленную палубу этого корабля, на которой бодро отплясывают матросы в шортах-боксерках, Принц в белом пальто, накинутом на голое тело, развлекается игрой в гольф, а его гости увлеченно вершат светские ритуалы. Сценограф Ноймайер вытащил на авансцену белоснежную каюту, похожую на гроб, о стенки которой колотится превратившаяся в девушку главная героиня. Изобрел, как отправить в полет по звездному небу Русалочку и Поэта в финале спектакля. А главное — как менять все эти многосложные декорации прямо на глазах у зрителя, чтобы действие текло непрерывным потоком.
Поток этот, как всегда бывает у Ноймайера, полноводен и изобилен. Сохранив все подробности сказки Андерсена, хореограф переплел их с собственным сюжетом — каждый сказочный персонаж имеет на сцене своего реального двойника. Повествование ведется от лица Поэта, приглашенного на океанский лайнер отпраздновать свадьбу любимого друга Эдварда с красоткой Генриеттой. От омерзительного вида семейного счастья Поэт спасается в волнах фантазии (то есть буквально переваливается за борт), отождествляя себя с Русалочкой, Эдварда — с Принцем, а его невесту — с Принцессой. Эта многослойность позволяет Ноймайеру сочинять не только дуэты, но и усложненные адажио с несколькими персонажами, ведущими каждый свою тему — скажем, переполненные перекрестной любовью и взаимонепониманием трио Эдварда, Русалочки и Поэта.
Музтеатр Станиславского, не изменив хореографии ни на йоту, умудрился приглушить отчетливый гомосексуальный мотив оригинала. В основном благодаря интерпретации образа Поэта: вжившийся в роль романтического страдальца Дмитрий Романенко все свои чувства обрушил на Русалочку, так что его великая любовь к Принцу осталась лишь в мизансцене пролога. Сам Принц — Семен Чудин с буйной шевелюрой, наивной физиономией и умным телом — оказался несколько простоват для аристократа, что, впрочем, не противоречило замыслу автора, наделившего героя интеллектом спортсмена и довольно неуклюжим чувством юмора. Наталья Сомова — высокая эффектная блондинка с внешностью обрусевшей барби — идеально подходила для роли прекрасной, но недалекой Принцессы, однако исполнила эту несложную партию немузыкально, с развязной приблизительностью в отделке комбинаций, лишив свою героиню породистой элегантности танца.
Кордебалет Музтеатра Станиславского, отлично справившийся с трудными горизонтальными поддержками и заторможенной, "колышащейся" пластикой подводных эпизодов, прекрасно проведя бурную сцену свадебного маскарада, киксанул на относительно простых матросских плясках. Положим, фигуры парней, облаченных в обтягивающие шорты, были далеки от модельных образцов, но природная корявость танцовщиков усугублялась несинхронностью и нечистотой их чрезмерно залихватского танца.
Впрочем, эти частности не смазали общей, вполне величественной, картины большого европейского балета, несколько затянутого в первом, длящемся 70 минут акте. Но подлинным открытием этого серьезного, тщательно отделанного спектакля, явлением, превратившим просто удачную премьеру в событие чрезвычайное, стала исполнительница роли Русалочки Анна Хамзина. Ей удалось все: и пленительно-плывущая пластика подводных сцен, и первые "земные" ковыляния на атрофированных ножках, и гротесково-жалкий травестийный танец в наряде юнги, и многочисленные любовные адажио с необъятным диапазоном чувств. Свою сложнейшую партию эта маленькая, отнюдь не балеринских статей артистка провела с такой поразительной смелостью и трагической глубиной, что ее Русалочку можно ставить в ряд с легендарными актерскими свершениями отечественного балета.