Выставка ретроспектива
На выставке с веселым названием "Грозди шляпками вверх" галерея "Ковчег" показывает работы великолепного мастера Федора Семенова-Амурского, единолично создавшего оригинальную линию авангардного искусства, и художников, разделявших и развивавших его необычные установки. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Первая встреча с картинами Семенова-Амурского вызывает восторг, с одной стороны, и ощущение лишней детали в сложной головоломке — с другой. Редко бывает так, что по одной работе можно сразу ощутить уровень художника. С Семеновым-Амурским это происходит безошибочно: если встретишь его портреты или пейзажи, будто собранные из шарикоподшипников, ламп накаливания и прочих заводских деталей, то уже не забудешь. В его живописи будто соединились героические идеалы времен стройки "нового человека", идеального жителя конструктивистских городов и зрителя супрематических выставок, индустриализм сталинской эпохи и романтика французской живописи от барбизонцев до фовистов, особенно ярко проявляющаяся в одиноких всадниках и безлошадных фигурах пейзажей. При этом удивительно, что с творчеством Семенова-Амурского мы знакомимся не на грандиозных ретроспективах в музеях столицы, а в галереях, открытых знатоками имен вне истории искусства.
Уроженец Благовещенска-на-Амуре добавил к фамилии родную реку на манер русского географа Семенова-Тян-Шанского. Художник был лоялен советской власти, поддержал ее сразу, способствовал ее продвижению в своем регионе с самых первых лет революции, пропагандировал атеизм. Поиски своего места в новом мире привели Семенова-Амурского в столицу. Он учился во ВХУТЕМАС у величайших графиков поколения — от Владимира Фаворского до Петра Митурича. В отличие от многих и многих сокурсников, художник накрепко усвоил эстетические и этические уроки легендарного института авангарда. К этическим урокам относится как раз-таки абсолютная бескомпромиссность в выборе пути, пусть с точки зрения быта она и была, мягко говоря, неудобна. Все свои работы он подписывает сокращением фамилии "С.-Ам." и годом, помещая их в рамку, напоминающую не о личной подписи, а скорее о заводском штампе. Семенов-Амурский действительно был тружеником аналитического фронта во времена хорошо оплачиваемой парадности социалистического реализма и ностальгии по свободным временам в мастерских бывших "русских парижан".
Структурное мышление Семенова-Амурского, вещь редкая для художника, проявляется и в здоровой наглости, с которой он относился к искусству предшественников. На выставке в "Ковчеге" под стеклом показывают альбомы Джорджо Моранди и Матисса, над которыми как следует поработал Семенов-Амурский. Он смело кадрировал Матисса с помощью набора трафаретов и комментировал его работы, часто без особого пиетета (рядом с одной из них написано — "здесь все сделано по принципу "линии легкого успеха"").
Неудивительно, что вокруг такой мощной фигуры складывается компания людей, восприимчивых к его идеям. По некоторым признакам можно догадаться, что они Семенова-Амурского не то что уважали, а даже чуть-чуть обожествляли. По крайней мере такое впечатление производит сделанный Иваном Смирновым "Двойной портрет художников Пикассо и Семенова-Амурского" (1970), где лица двух гениев совмещены в маску, напоминающую лик ветхозаветного божества. Григорий Громов даже подписывал свои работы похожим образом, сокращая имя и фамилию в фонетически звонкое "Гри.-Гро.". Тем не менее заимствования приемов Семенова-Амурского не приводили к эпигонству, даже наоборот. Выдающийся график Александр Максимов приспособил их для создания интеллигентского лубка в век космических полетов. Скульптор Игорь Шелковский под влиянием Семенова-Амурского разработал собственную систему структурных элементов и отдал долг учителю, сделав потрясающие рамы для некоторых из его работ. Последователи Семенова-Амурского заразились и чувством собственной значимости. Громов, к примеру, говорил в 70-е: "У нас на Руси есть свои Пикассо, и их работы будут еще искать и выискивать". Через 31 год после смерти Семенова-Амурского время настало, и игнорировать в высшей степени оригинальный эксперимент художника и его младших друзей больше нельзя.