Толкучее величие русской книги
       XIII Московская международная книжная выставка-ярмарка, проходящая на ВВЦ, достигла своего апогея. Обилие посетителей и их активность создают впечатление, что в павильоне #57 происходят сразу два мероприятия: бизнес-конференция большой процветающей корпорации и слет городских сумасшедших. Свои впечатления от посещения ММКВЯ излагает МИХАИЛ Ъ-НОВИКОВ.

       Ни одно другое изречение не принял русский народ так близко к сердцу, как это, изошедшее из уст пролетарского классика: "Любите книгу — источник знаний". Глядя на сверкающие бока новейших "Мерседесов", начинаешь понимать, что такое логоцентрическая культура. Если люди подъезжают за книжками на стотысячных лимузинах — книжный обозреватель без куска хлеба не останется.
       А в том, что подъезжают именно за книжками, убеждаешься сразу, как входишь в павильон. Больше просто незачем. То, что происходит на ВВЦ,— никакая не выставка, а сугубая ярмарка. Эдакая колоссальная выездная торговля. И чтобы не озвереть и не потерять попусту время в толчее, надо точно знать, что именно хочешь найти.
       Потому что есть все. От альбомов по кулинарии до книг о религии бахаи. Цены щадящие — так, за новые издания старых вещей Пелевина "Вагриус" просит по 50 руб. Случаются находки вовсе замечательные: я обнаружил двухтомник Роберта Музиля "Человек без свойств", фундаментальное издание 94-го года, всего за двадцатку. Но того же года издания "Стихи о любви" Тимура Кибирова предлагаются за 100 руб. Наверное, книга так нравится продавцам, что они боятся, как бы ее кто-нибудь не купил.
       Пробивая дорогу среди коллекции бород и лысин, среди людей с рюкзаками и телегами, то и дело втыкаешься в разного калибра знаменитостей. Вот выплывает из толпы статный, сановитый Сергей Михалков со звездой Героя Соцтруда на лацкане тонкой шерсти пиджака. "Как вам это все, Сергей Владимирович?" — "Да нормально,— запросто отвечает классик.— Издательства работают. Народу много. Что ж. Пусть так и будет". Подумать только! Эта рука пожимала руки Хармса и Введенского, эти глаза видели тиранов и королей. Пожилая дама, по виду — учительница начальной школы, подлетает к Михалкову, протягивая книгу для автографа. Я читаю на зеленой обложке, несколько оторопев, имя автора: Геннадий Михалев. "Но ведь это не моя книга",— замечает Сергей Михалков. "Ну и что?" — парирует дама. Михалков сдается, подписывает.
       Деловито проталкивается куда-то в глубь лабиринта стендов аристократический Алексей Баталов. Запросто стоит, курит на ступеньках у входа Фазиль Искандер в светлых, пионерски-трогательных сандалетах. Осклабясь, засучив рукава, надписывает книгу за книгой Д. А. Пригов. Томная, хрупкая Полина Дашкова награждает каждого подходящего за автографом невыразимо печальным взглядом прекрасных черных глаз. Заглянув в них, понимаешь: за ними таится мир мрачных тайн, кровавых разборок и изощренных преступлений; за ними зреет новый дашковский роман.
       По тесноте, беспорядочности и неорганизованности эта ярмарка, пожалуй, бьет все предыдущие. Но расстраиваться от этого не приходится: книги валят валом, народ их гребет — ну и слава Гутенбергу. Вглядеться и вслушаться. Вот болтают меж собой издатели мистической литературы. "Да! — хохочет один.— Как стали мы Гурджиева издавать, так и началось: половина поумирала, самому мне кирпич на голову упал. Прямо в лоб!" И мистик трясет бородищей, и ржут, сверкая зубами через один, его дородные загорелые собеседницы.
       И выйти под сентябрьский ветерок. Взять пива, обойти стороной вянущую шаурму и циклопические килограммовые шашлыки. И дождаться, когда разухабистый, ниоткуда, как с небес несущийся крик певицы "За что я его полюбила?!" сменится флейточкой El Condor pasa. Если для России нужна метафора, то лучшей, чем эта выставка-ярмарка, не найти, со всеми ее фонтанами, оборванцами, ментами и мистиками.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...