Я в каком-то магазине возмутился ценами. Со мной бывает. Цены выросли скачком, став выше парижских раза в полтора. Продавец — моя невинная жертва,— признав рост цен и неизменность зарплат, равнодушно бросил: "Если здесь так не нравится, чего ж не уезжаете?"
Я сто раз в своей жизни слышал: "Не нравится — вали". Для меня этот совет давно стал цивилизационной меткой, пограничным столбом, отделяющим Россию от других жизнеустройств. Потому что англичане или французы тоже многим возмущаются, но другие англичане и французы никогда не советуют им "валить". Напротив, если возмущение сильно, люди вываливают навоз перед Елисейским дворцом, а случается, что валят и собственное правительство.
И меня это рабское "вали" (рабское — не потому что не дает выбора, а потому что скрывает рабский выбор: "либо уезжай, либо прогибайся, как все") долгое время возмущало. А теперь нет. Потому что мне дают пусть и дельный совет, но — не единственно возможный. Это совет по организации жизни в условиях, когда, по замечанию Бориса Немцова 2007 года (когда Немцов и не думал, что будет встречать Новый год в каталажке), "жить стало лучше, но противнее".
То есть в стране, где есть разделение на сверхбогатых и бедных; есть бесстыдство власти (взять кортежи с мигалками); есть все понижающийся шанс разбогатеть благодаря уму, труду, упорству; есть тотальная коррупция. В целом — есть ощущение несправедливо и лживо устроенной страны.
Но даже в тоталитарном СССР люди находили возможность "жить не по лжи". Какие варианты жизнеустройства имеются сегодня?
Вариант 1: валить
Кстати, самый непротиворечивый, если по умолчанию принять, что из России "валят" на Запад, а не на Восток. На Западе сразу включаешься в систему, основанную на равенстве перед законом, справедливости, поощрении частной инициативы, подконтрольности государства обществу. Лютующие гайцы, воспитание патриотизма, запрет на митинги, барство дикое и рабство тощее — это сразу все позади.
Обычно проблемами этого варианта считают две. Первая — что нас "там никто не ждет", вторая — языковая (бытует мнение, что с русским акцентом ты — человек второго сорта). Насчет первого — программы поощрения иммиграции действуют в Австралии, Новой Зеландии, Канаде и даже (будете смеяться!) Норвегии, где не хватает, например, стоматологов. Что до языка, то человек со средненьким английским через полгода начинает говорить, через год — болтать, через два — прилично, а на акценты в мультинациональной Европе всем плевать.
Однако проблемы варианта "валить" существуют. Главная — культурная. Это из России видится монолитный "Запад", а на деле он дробен. Когда в Англии мне предложили продлить контракт (перспектива — вид на жительство и гражданство), я отказался. Невероятно уважая англичан, я не мог принять их культурных привычек — начиная от внешней холодности и заканчивая отношением к еде, как к заправке бензобака. А вот предложили бы во Франции — запрыгал бы от радости. Не потому, что французы лучше англичан, а потому, что французский стиль жизни, гедонистический, показной и лукавый, мне близок.
Другая реальная проблема — востребованность профессий. Нужны строители, озеленители, электротехники, зоологи; с оговорками — физики, математики, химики; совсем не требуются — люди, кормящиеся с русской культуры и языка (например, я).
И, наконец, третья проблема — возраст. Чтобы прилично жить в старости, нужно делать взносы в социальные фонды сызмальства. На это многие попали — 70-летний Сева Новгородцев продолжает сотрудничать с Би-би-си не только потому, что это в радость, но и потому, что заботой о пенсии в свое время пренебрег.
Вариант 2: уйти от государства
Эту концепцию год назад публично изложил актер Алексей Девотченко, полюбоваться на игру которого (блистательную, по отзывам) можно в Московском ТЮЗе в "Записках сумасшедшего". Если кратко: чтобы сохранить себя, не окормляйся от государства, тем более что частного бизнеса навалом. У меня по этому поводу с Девотченко случилась заочная полемика (на государственных телеканалах и государственной радиостанции идут мои программы, и что-то никто не просил меня целовать дьявола в зад).
Не желая подлавливать Девотченко на мелочах (ТЮЗ, подозреваю, получает дотации от государства), сразу скажу, что плюс этого варианта в том, что да, любой шаг в сторону от государства дает упоительное ощущение свободы. Скажем, программу "Временно доступен", показываемую по ТВЦ, снимает все же частная компания АТВ, работать с которой приятно (а штатные сотрудники телеканалов жалуются, что не знают, "что можно и что нельзя"). Или пример совсем из другой сферы: в Петербурге я вздыхаю с облегчением за рулем, только когда он является рулем велосипеда: тогда ни кошмара пробок, ни кошмара гаишников,— рай!
Самый очевидный минус "концепта Девотченко" в том, что совсем уйти от государства не удастся. Техосмотры, поликлиники, школы и вузы, те же дороги, те же менты, жилконторы, военкоматы — короче, мрак и плач. И это я по Хельсинки зимой могу гонять на велосипеде — зимний Петербург для меня закрыт ледяными наростами и сугробами, как в блокаду.
Вариант 3: стать государством
Вот история журналиста N.
В начале 1990-х он входил в тройку самых популярных телеведущих и, как ракета, влетел в те информационные слои, которые давали и власть над думами, и доход. Являл образец бескомпромиссного служения профессии, смысл которой не пропаганда, не обогащение, а поиск истины. На курсах "Интерньюс" Мананы Асламазян, ныне разогнанных (там региональные журналисты учились у мэтров), когда какая-то девочка сказала, что если последует его советам, то губернатор ее уволит и как ей же быть, N. взорвался: "Вешаться! Или уходить из журналистики! Служить губернатору — другая профессия!"
Но потом настали 2000-е, и N. замечен был в узком кругу в Бочаровом Ручье, а вскоре сменил риторику от служения обществу и профессии на служение государству и государю, любые замечания отметая: "Страна при Путине развивается ди-на-мич-но!" Когда же кто-то возразил, что Германия в начале 30-х развивалась еще более динамично и там при этом строились автобаны, N. выгнал человека из дома.
Плюсы этого варианта очевидны: гармония личных и государственных интересов. Правда, имени N.— даже если я назову — не знает сегодня никто. Хотя он — я с изумлением узнал — чуть не каждый день на экране.
Вариант 4: жить в глухой провинции у моря
Это, кажется, сегодня такое поветрие.
Люди в возрасте от 35 до 50 лет если не строят, то активно готовятся к строительству автономного и экономного загородного дома, подчеркиваю: автономного и экономного. Означает это следующее. Площадь не более 150 метров, несколько спален, однако небольших, с возможностью отключать зимой отопление на втором этаже. Автономные системы снабжения (включая аварийный дизель), экономное отопление (включая дорогие в установке, зато дешевые в эксплуатации теплонасосы), вообще минимум наворотов при максимуме комфорта, и материал — не кирпич, а брус, щит или каркас с хорошей теплоизоляцией.
Это не просто мечта о даче или о загородной фазенде. То есть, конечно, и она, но — с элементами убежища на тот случай, если "что-то случится". Если здоровье не позволит работать так же активно. Если государство закошмарит твой бизнес. Если вышвырнут с наемной работы. Если упадет цена на нефть. Тогда можно сдать городское жилье и очень недорого и очень комфортно жить за городом, по Бунину: что ж, камин затоплю, буду пить... хорошо бы собаку купить.
Если в доме интернет и надежный "рамный" джип — вообще никаких проблем. Сплошные удовольствия, и пропади российская власть пропадом. В журналистской среде ходят рассказы о бывшем отвсекре "Огонька" Владимире Глотове, переехавшем жить под Суздаль, где у него теперь дом над рекой, сосны, высаженные собственными руками, баня, компьютер и электронная связь со всем миром. Чувствует он себя отлично и пишет в свое удовольствие книги — в последней признался, что для счастья не хватает лишь ветряка.
Полной радости (не Глотова, а прочих страдальцев по эскапизму) мешает только цена строительства (3-5 миллионов) да память о том, что после 1917-го отсидеться на хуторах и усадьбах не удалось никому, причем погромили их даже не большевики, а соседи-крестьяне, мечтавшие — и получившие наконец — долгожданный общинный "черный передел".
Вариант 5: стать звездой
Вариант как бы очевиден: он манит тех мальчиков и девочек, что толпятся в Москве на Дмитровском шоссе, 80, где записывают "Фабрику звезд" (местный скверик превращен ими в место свиданий и в фабрику жизни).
Мальчики и девочки хотят поклонников, фото на обложках и сладкую жизнь, хотя самое ценное в жизни звезды — это переход в касту тех, кому законы не писаны. Я в нашей с Димой Дибровым программе люблю спрашивать гостей, давно ли они последний раз давали взятку гаишникам, и все вопрошаемые — от Марата Башарова до Олега Меньшикова — изобретательно смеялись в ответ. Гаишникам лестно пообщаться со звездой, звезд не кошмарят, звездам игриво грозят пальчиком. Со звездами заигрывают даже регистраторши в поликлиниках, когда б звездам пришла блажь пожить той жизнью, что все. Российская звезда — вне суда и закона, а если даже в рамках суда и закона, то в очень мягких, и Николай Валуев или Филипп Киркоров, думаю, это должны подтвердить.
И если бы мальчики и девочки с Дмитровского, 80, понимали, как в реальности устроена их страна, то рвались бы на экран телевизора с удесятеренной силой. Даже если бы понимали, что их шанс стать той звездой, которой улыбаются и миллионеры, и милиционеры, то есть всеобщим любимцем вроде Ивана Урганта, Андрея Малахова или Александра Цекало, у талантливого человека 1:1000. А поэтому у них шансов нету совсем.
Вариант 6: увлечься работой
Недавно арт-куратор Марат Гельман рассказал о своем новом проекте. Касается Твери, называется "Издательский рай". После арт-революции, которую Гельман произвел в Перми (а Пермь благодаря ему из провинциального города превратилась в одну из столиц современного искусства: вокзал был переделан в музей, на улицах проросли инсталляции), Марат теперь хочет так же всколыхнуть, наполнить новым смыслом Тверь. Тем более что город на трассе между Москвой и Питером: будут заезжать и приезжать.
У Гельмана есть особенность, которой он не скрывает: примерно каждые лет семь он кардинально меняется, ощущая себя новым человеком, не имеющим отношения к предыдущему. Он вдоволь покувыркался в российской и украинской политике, занимался галереей, был однажды зверски избит неизвестными, принимал участие в создании "Винзавода", потом, вон, превратил в арт-площадку целый город. Может, умение меняться заставляло его так страстно отдаваться новым проектам, но именно страстное увлечение снимает противоречие между совестью и государственной гнусностью.
Потому что если превращаешь Пермь в полигон арт-идей, то неважно, кем является тот, кого ты своим делом увлек: художником или министром, ментом или вором. Важно, что увлеклись. Вон, когда Ольга Свиблова превращала Москву в мировую фотостолицу,— ей что, мешали эстетические вкусы Лужкова, особенности бизнеса его жены или общее гниловастое московское устройство? Да она бы при любом режиме продвигала фотографию в массы.
Главный риск этого варианта — оценка властью культурных революций как политических. Гельману в Перми повезло с губернатором Чиркуновым. Советским же абстракционистам с Хрущевым — не повезло. Сегодня место советских абстракционистов занимает в России арт-группа "Война": часть сидит, часть под следствием, идеолог Плуцер-Сарно в эмиграции.
Вариант 7: стать турком
Прежде, помню, популярной была тревога: страна развивается коррумпированно, несправедливо, а оттого может рухнуть. Сейчас тревога связана с тем, что страна несправедлива, коррумпирована, но не рухнет, а будет длиться долго, до горизонта жизни...
В принципе, похоже на Турцию. Обе страны — ни Восток, ни Запад; обе полны противоречий, но в обеих основу нации составляют люди, которым эти противоречия как с гуся вода, а перспективы их не волнуют совсем.
Моя теща такой человек. Она смотрит телевизор. Она искренне верит, что Лукашенко и порядок навел, и что он крестный батька (в разное время по телевизору показывали разное). Ее радует и наш нынешний достаток, и порядок при Сталине. Для нее величие страны есть производное от размера. Положа руку на сердце, она живет более цельной, а потому более счастливой жизнью, чем я. Россия — ее страна.
Стать гармоничным русским (или гармоничным турком) — хороший вариант. Но есть нюансы. Вон, турок Орхан Памук — написал блистательный и горький насквозь роман "Стамбул", получил Нобелевскую премию, но из Турции вынужден был уехать, потому что он написал не так, как хотели бы гармоничные турки.
* * *
Новая российская система оказалась жизнеспособна, несмотря на врожденные пороки, к каковым относятся вертикаль власти (она же патримониальная автократия, сиречь самодержавие) в сочетании с углеводородной зависимостью. Мало у кого есть сомнение, что эта система проигрывает Западу, что неэффективна, что нефть однажды либо кончится, либо подешевеет и что вообще мы как "жигули" в сравнении с "мерседесом". Но и все меньше сомнений, что в "жигулях" ехать придется долго.
Какие будут еще варианты?..