"Первый канал", 5 февраля, 23.40
Событие недели — документальный фильм Алекса Гибни. Название преувеличенно академично для фильма о Хантере Томпсоне (1937-2005). Да и доктор он был липовый: получил диплом доктора богословия, окончив какие-то курсы по переписке. Томпсон — автор "Ангелов ада" и "Страха и отвращения в Лас-Вегасе", бешеный хулиган, алкоголик, наркоман. Человек высочайших моральных принципов, казавшийся нигилистом, пользовавшийся уважением ярких лидеров Демократической партии. Великий журналист, изобретатель гонзо-журналистики — это когда репортер пишет не о событии, о котором должен писать, а о событиях, происходящих в этот момент в его расширенном или, напротив, суженном сознании. Психопат, правозащитник, фанатик огнестрельного оружия, фейерверков, взрывчатки, футбола, обожатель павлинов. Самоубийца. В отличие от героя сам фильм соответствует заданному названием академическому тону — это отменное биографическое кино. Все как полагается: свидетельства друзей и жен, архивные пленки. Никакой эксцентрики и никакой скуки. Похоже, Томпсон был столь уникальной личностью, что никто из близких до сих пор не относится к нему как к усопшему: его любят, или боятся, или любят, но боятся, или боятся, но вопреки всему любят. Прежде всего его любит сам Гибни. Да, Томпсон нюхает в кадре даже не дорожки, а шоссе кокаина, после чего рычит, его плющит — и он бежит на задний двор пострелять по мишеням, к которым прикреплены фотографии президента Никсона и прочих ненавистных ему "фашистов". Но, за исключением этих явно рассчитанных на публику перевоплощений в ополоумевшего доктора Гонзо, Томпсон шокирует тем, что ничем не шокирует. Красивый, высокий, умный человек, спокойно говорящий очень правильные вещи о том, как и что надо менять в Америке, чтобы спасти великую американскую мечту. Да еще и обладающий отменным чувством юмора. Борясь в 1970 году за пост шерифа в округе Аспен, он побрился наголо, чтобы иметь право именовать фашиствующего конкурента со стрижкой ежиком своим длинноволосым соперником.
"Культура", 4 февраля, 10.40
"Остров Артуро"
"L`isola di Arturo" 1962
Дамиано Дамиани — гений итальянского политического триллера: "Признание комиссара полиции прокурору республики" (1971), "Я боюсь" (1977), "Предупреждение" (1980). Тем интереснее его третий игровой фильм по роману Эльзы Моранте, сделанный под влиянием еще неореалистической эстетики. Впрочем, в Италии никто не мог стать режиссером, не испробовав и не преодолев эту эстетику. Но на дворе начало 1960-х, и Дамиани пронзает историю о простых жителях Калабрии и банальном превращении мальчика в мужчину тревожными, двусмысленными нотами. Фильм только притворяется хроникой бедных, но честных героев. 14-летний Артуро (Ванни Де Мегре) живет на острове в Неаполитанском заливе, главная достопримечательность которого — тюрьма. Он боготворит мать, которая умерла при родах, отца-немца (Реджинальд Кернан) видит редко, его лучший друг — собака. Когда отец приводит в дом новую жену Нунциателлу (Кей Мирсман) — всего на два года старше своего сына,— Артуро, естественно, влюбляется в нее, но невинность, конечно же, теряет с местной шлюхой Терезой (Габриэлла Джорджелли). Все это вполне могло бы быть неореалистическим сюжетом. Все, да не все: на историю созревания ложится тень явной бисексуальности отца, влюбленного в молодого бандита, отбывающего срок на "острове Артуро".
"Культура", 6 февраля, 22.40
"Лето 42-го"
"Summer of `42" 1971
Еще один фильм о потери невинности — и тоже, надо же, как у Дамиани, на острове,— в котором Роберт Маллиган почти избежал банальности. Наверное, это было возможно только на заре нового Голливуда, опрокидывавшего все цензурные табу, но ужасно целомудренного. 15-летнему Херми (Гэри Граймз) и его друзьям плевать, что где-то идет мировая война. Они играют на пляже острова Нантакет, штудируют украденный у родителей медицинский справочник, чтобы во всеоружии знаний затащить в койку кого-нибудь из ровесниц. Херми с ровесницами не везет, зато он не может забыть красивую 30-летнюю Дороти (Дженнифер О`Нил), проводившую на войну мужа-летчика. У нее дома он окажется в самый неподходящий момент: Дороти плачет над похоронкой. Почти бессловесный эпизод ночи, которую безутешная вдова проведет с мальчиком,— своего рода шедевр. Ничего лишнего и ничего надуманного, словно переспать с пареньком — самое естественное для женщины, только что узнавшей о гибели мужа: Дороти ставит пластинку, зовет потанцевать. Но это действительно естественно. Происходит перемена ролей: Херми становится мужчиной не потому, что впервые спит с женщиной, а потому, что, как мужчина, словно перевоплотившись в ее погибшего мужа, эту женщину утешает.