"Чем я могу быть полезен фотографу?" — спросил Роберта Капу американский подполковник, рейнджеры которого топтались, готовясь к наступлению, под Неаполем. Капа ответил, что "пытается догнать войну". Гениальная формула жизни и профессии. Возможно, более гениальная, чем хрестоматийная: "Если вам не удалось что-то снять, значит, вы подошли недостаточно близко".
Тогда, осенью 1943 года, Капа, несмотря на свои тридцать лет, был уже величайшим военным репортером, непревзойденным и поныне. Он был бы велик, даже если бы сделал за свою жизнь (1913-1954) всего три снимка. "Смерть республиканца" (1936): у деревни Черро Мур, что к северу от Кордовы, продолжает свой бег, ловит выпавшую из рук винтовку уже мертвый испанский боец. "День "D"" (1944): из 106 фотографий высадки в Нормандии, на проклятом "берегу Омаха", лондонская лаборатория загубила 98, но размытое из-за перегрева изображение на уцелевших восьми мистически транслирует предсмертное отчаяние джи-ай в кровавой полосе прибоя. "Шартр, 18 августа 1944 года": пир победителей, освобожденные от нацизма мещане, как нацисты, глумятся над обритой наголо "немецкой подстилкой". Все войны мира — на этих снимках.
"Скрытая перспектива" (1947) как бы мемуары, а на самом деле — настоящий, отменный роман о любви в той же степени, что и о войне. Если бы не война, Капа не встретил бы в доме английских друзей розововолосую Пинки. Но, подразнив, та же война превратила их роман в пытку на расстоянии: то высадка в Сицилии, то освобождение Парижа срывали их встречи. А если не высадка, то приступ аппендицита у Пинки, робость вояки Капы перед швейцаром, не пускающим их в номер, или его же разудалая фантазия. Обряженная, по его гениальному замыслу, в униформу Пинки, вместо того чтобы контрабандой улететь к нему во Францию, оказалась, заподозренная в шпионаже, в контрразведке.
"Пинки держала руки в карманах. "Через несколько часов ты вернешься на свою войну". "Я должен ехать". "Должен добыть еще одну смешную историю для своей коллекции". Я не смог на это ничего ответить, даже под покровом темноты. "Я стала некрасивой. Если ты меня бросишь, я совсем зачахну"".
Чистый Хэмингуэй, да? Ну, понятно: Хэм опекал Капу еще в Испании, учил писать. Но диапазон интонаций, которыми владеет Капа, неизмеримо шире. Вот голодный и зачисленный Америкой в "потенциально враждебные иностранцы" венгерский еврей-антифашист Эндре Фридман, alias Капа, находит под дверью конверт: контракт с журналом Collier и чек на полторы штуки. Это же классический зачин нуара: гуляющий сам по себе сыщик получает задание. А похождения Капы с пьяными девицами, его прогулки, как по барам, по судам конвоя, пересекающего Атлантику — чем не Ивлин Во.
Но главное — не литературный дар Капы, тем более не узнаваемость чужих интонаций в его тексте. Главное — то, что в 1947 году такая книга просто не могла появиться. Она залетела из будущего, в котором станет возможным дистанцироваться от войны.
Вот на базе "летающих крепостей" летчики обучают Капу заумным разновидностям покера, обчищая до нитки. А вот они же возвращаются с задания. "Люк кабины открылся, и то, что осталось от парня, сидевшего в ней, спустили вниз и передали врачам. Он стонал. Два следующих ... уже не стонали". С пилотом "вроде бы было все в порядке". "Я подошел поближе, чтобы снять его крупным планом. Внезапно он остановился и закричал: "Вот таких снимков ты и ждал? Фотограф!"". Как не усмотреть влияние Джозефа Хеллера, если бы не одно "но": Хеллер напишет "Уловку 22" лишь в 1961 году.
Ветераны еще не дописали самые первые романы о войне, и каждый из них был булыжником "окопной правды": Норман Мейлер, Виктор Некрасов, Джеймс Джонс. А Капа уже травил байки.
Впервые оказавшись на фронте, решил справить нужду на минном поле: час ждал саперов. Первую бомбежку проспал. Только испытал страх и гордость за то, что получил первое ранение, как догадался, что его просто треснуло камнем по спине. Устроил вечеринку в честь Хэма и напоил учителя до того, что тот в тыловом Лондоне разбился на машине. Первый раз прыгнул с парашютом — и до утра проболтался на дереве. Города в этой книге освобождают сдуру-спьяну, а, освободив, бегут по девочкам и погребкам.
Но вместе с тем это одна из самых серьезных и страшных книг о войне. Капа не бахвалится своим героизмом: он просто снимал себе и снимал, попутно мутя интриги с редакторами-заказчиками. Так снимал, что не помнил, как доснимался на "берегу Омаха" до такой степени, что рухнул замертво от переутомления. Помнит, как хлынули сверху пух из солдатских курток и кровь: немецкий снаряд срезал верхнюю палубу десантного судна.
Так снимал, что запечатлел "последнего убитого" джи-ай — уже в Германии. "Я вышел на балкон и, стоя в двух ярдах от капрала, навел камеру на его лицо. Щелкнул затвор — моя первая фотография за несколько недель. И последняя фотография, на которой этот мальчик еще жив. Напряженное тело пулеметчика обмякло, и он упал в дверной проем".
Так снимал, что, увидев в газете заголовок "ВОЙНА В ЕВРОПЕ ОКОНЧЕНА", подумал лишь: "Больше незачем по утрам подниматься с постели".
И все-таки зачем он догонял войну, пока она не догнала его во Вьетнаме и уже не отпустила в мир живых? Соблазнительно увидеть в этой гонке форму патологии, болезнь, жажду смерти. Но для Капы сама фотография была войной: он воевал, снимая. Лишь однажды в книге мелькает слово "ненависть": "Я ненавижу нацистов и полагаю, что мои фотографии станут хорошей антинацистской пропагандой". Но это — так, это Капа сочиняет челобитную британскому консулу в США: что он еще мог написать.
Но несколько раз ненависть и ярость действительно прорывают поток баек. На похоронах итальянских мальчишек-партизан, сражавшихся, пока "взрослые", теперь лицемерно приветствующие американских солдат, выжидали, чья возьмет. И на испанской границе зимой 1944 года. В Испании он начинал свою военную эпопею, там погибла под гусеницами танка его подруга и компаньон Герда Таро. Республиканцы, дравшиеся за Францию, верили, что с минуты на минуту последует приказ перейти границу и смести Франко. Командование разрешило 150 из них навестить родные деревни: на горных перевалах все они полегли в снегу, как в тире, расстрелянные фалангистами.
Казалось, сколько смертей видел и снимал Капа — пора бы и привыкнуть. Но, когда он пишет об этих смертях, он почти задыхается. Нет, он так и не привык к войне. И догонял ее, чтобы взять реванш и выиграть свою первую войну, которую в 1939 году проиграл в Испании.
Роберт Капа. Скрытая перспектива. СПб.: Клаудберри, 2011