Самое интересное в реформах 2010 года, связанных с изменениями в принципах госрегулирования экономики,— это не их конкретное содержание. Серьезных прорывов либерализация и модернизация госинститутов в экономике, социальной сфере, сфере административного управления в 2010 году не совершили. Но впервые отдельные реформы начали складываться в общую картину и подталкивать друг друга: если этот процесс в 2011 году не остановится по политическим причинам, "другая Россия" появится в ближайшие годы уже вне какой-либо связи с тем, что именно имели в виду, планируя "снятие административных барьеров", в Кремле и Белом доме в 2008–2010 годах.
Как выяснилось в 2010 году, идея снятия административных барьеров, провозглашенная Дмитрием Медведевым сразу после получения им президентского поста, правительством не оставлена. В 2008 году сколь-нибудь глубокой реализации этой идеи ожидать не приходилось: правительство почти полностью переключилось на "аварийный" режим работы в связи с кризисом, да и в 2009 году либерализация принципов госрегулирования экономики в основном рассматривалась Белым домом как антикризисная поддержка предпринимательства.
В 2010 году процесс продолжился, и во многом он был движим похожими соображениями, но уже не "антикризисными", а "предотвращающими кризис". Бизнес должен был что-то получить в компенсацию за повышение ставок сборов в социальные фонды, и, например, именно под этим флагом первый вице-премьер Игорь Шувалов в течение всего года настаивал на как можно более широком внедрении патентного принципа налогообложения для малого бизнеса. Как и большинство реформ 2010 года, вступить в силу они должны в 2011–2012 годах, но уже в 2010 году были очевидны существенные различия между романтической борьбой Белого дома с административными барьерами в 2008 году и рутинным продолжением этого проекта в текущем году.
Первое и пока малозаметное изменение — именно в 2010 году отдельные программы реформ госрегулирования 2003–2009 годов начали складываться в пазле общей либерализации, дополняя друг друга. Например, непрерывно отстававшая все последние годы программа "электронного правительства" и внедрения относительно современных коммуникационных технологий в 2010 году постепенно была доведена (правда, весьма существенными расходами) до относительно презентабельного состояния. И тут же дополнением к ней стали, с одной стороны, ранее мало к чему применимые плоды административной реформы 2004–2007 годов, административные регламенты, и тут же стало очевидно, что либерализация режима лицензирования бизнеса — это отличное дополнение к общей схеме, и тут же стало очевидно, как может быть в перспективе реализована программа сокращения численности госслужащих.
Впрочем, именно на этом этапе правительство начало сомневаться в том, что либерализация — это именно то, что ему требуется, хотя, разумеется, Белому дому жаль плодов как минимум трехлетней работы. Так, упрощение почти до европейского уровня режима регистрации граждан по месту пребывания, начавшееся 24 ноября (с 1 января станет доступна и электронная регистрация), уже в декабре 2010 года поставлена под вопрос премьер-министром Владимиром Путиным, пообещавшим подумать об изменении режима регистрации приезжих в крупных городах. Напомним, прошло лишь три месяца с отставки мэра Москвы Юрия Лужкова, являвшегося главным препятствием для действий, в перспективе существенно повышающих мобильность на рынке труда,— и премьер-министр начал говорить едва ли не его словами. И так происходило практически со всеми реформами этого рода в течение всего 2010 года.
Впрочем, масштаб "реакционных" откатов от изменений 2008–2010 годов крайне невелик. К тому же именно в 2010 году выяснилось, что, помимо по большей части воображаемых "правительственных бюрократов", сознательно тормозящих дерегулирование (критика дерегулирования со стороны правительственных ведомств была на удивление содержательной, хотя и предлагала преимущественно откат принципов госрегулирования даже не к 2002–2007 годам, а к 1985 году), у реформ масса противников в бизнес-среде. Так, в течение всего года перевод на принципы саморегулирования строительной отрасли и передача ассоциации НОСТРОЙ прав "строительного министерства" были буквально битвой сторонников и противников быстрого снятия административных барьеров и противников, давно адаптировавшихся к этим барьерам и рассматривающих их как способ поддержания статус-кво с российскими и иностранными конкурентами. В Белом доме с некоторым удивлением наблюдали за битвой между бизнес-реформаторами и бизнес-реакционерами — и те и другие де-факто представители крупных компаний. В 2011 году, очевидно, таких сюжетов будет больше — именно потому, что дерегулирование впервые начинает быть системным.
Системность, складывающаяся постепенно, позволила Минфину в ходе бюджетной реформы приступить к реформированию системы государственных и муниципальных учреждений: создание новых правил игры для госучреждений в области образования, здравоохранения, спорта, госуслуг по факту началось уже в 2010 году под флагом "реформы бюджетной сети". В этой реформе в версии 2010 года множество компромиссов, отступлений от декларированных принципов и откровенного отказа от содержательных изменений ради сохранения единообразной формы. Это извинительно: "реформа бюджетной сети" есть действие, которое было политически невозможно для правительства умершего в 2010 году Егора Гайдара, и после 1992 года, по сути, ни один из российских реформаторов не покушался на принципы работы самой "советской" части экономики, существовавшей в большинстве случаев без видимых изменений с 1987, 1985, а то и 1967 и даже 1927 годов. Между тем эту реформу в 2011 году планируется продолжать без всяких революционных лозунгов, без видимого обществу напряжения, хотя предполагает она именно потрясение основ взаимодействия государства и граждан. Впрочем, учитывая тактику этих реформ, не предполагающих их публичного (для широкой публики) объявления и уж тем более объяснения, приличествующего масштабу перемен, видимых итогов от них в 2011 году ждать не приходится — ранее чем в 2013–2015 годах большая часть населения вряд ли поймет, как все меняется.
И очевидно, эта же системность позволила в 2010 году появиться законопроекту Кремля, который в случае его последовательной реализации может обеспечить практике взаимодействия граждан РФ и государственного аппарата иное качество. Речь идет о ноябрьских поправках к Кодексу об административных правонарушениях (КоАП), впервые в российской истории вводящих денежные штрафы за административную волокиту и за нерассмотрение жалоб. Дело не в 2–30 тыс. руб., которых может лишиться чиновник за нерадение,— этими внешне некрупными изменениями в закон предполагается с 2011 года покушение на сам принцип взаимодействия власти и общества. Штрафы, налагаемые на чиновника за неисполнение его обязанностей, противоречат самой основе российской государственности, всегда предполагавшей: наказание госслужащего есть сугубо внутреннее дело структуры, в которой он служит, властная корпорация на этом уровне отделена от общества, общество не вправе вмешиваться в то, что происходит в коридорах власти иначе, чем в реальной или фальсифицированной "электорально-демократической" процедуре.
При этом вряд ли штрафы в КоАП, как и множество таких же на самом деле радикальных изменений в принципы госрегулирования, задумывались именно в этом качестве. Скорее, накопленный объем некрупных изменений в принципы госрегулирования уже создает свою систему, которая в принципе и должна "похоронить нынешний режим", а вернее, поменять его характер быстрой эволюцией с частичной естественной сменой действующих лиц. Режим, который придет ему на смену, вряд ли соответствует лучшим мировым практикам в этой области, но делается именно то, что делается, и в 2010 году Белый дом впервые продемонстрировал некоторый "позитивный идеал", к которому он стремится. Мы вольны как угодно оценивать этот идеал, и к его изрядной архаичности, несовершенности и неубедительности есть множество веских претензий. Но не замечать его уже было бы и недостойно, и глупо.