Премьера архитектура
Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и архитектор Никита Явейн показали первую очередь реконструированного Главного штаба. Самый масштабный в России проект реконструкции изучал ГРИГОРИЙ РЕВЗИН.
Главный штаб Карла Росси — один из шедевров архитектуры Петербурга, он создает Дворцовую площадь. В середине 1990-х он был передан Эрмитажу, в 2001 году прошел конкурс на реконструкцию, в котором Никита Игоревич Явейн победил, к удивлению многих, лауреата Притцкеровской премии Рема Колхаса. Вместе с Мариинским театром, стадионом "Зенит", "Газпромскребом" реконструкция Главного штаба стала одним из главных архитектурных проектов Владимира Путина, и казалось, что ее постигнет та же участь, что и все остальные. Проект двигался без скандалов, поэтому возникало впечатление, что он не движется вовсе. И вдруг, к изумлению публики, оказалось, что он реализован.
Не то чтобы совсем. Здание Главного штаба — это сложной формы городской квартал, обстроенный по периметру, внутри него находится пять больших дворов. По проекту Явейна все эти дворы перекрываются и соединяются перспективой из огромных (14 м в высоту) порталов. Сегодня построены два первых, самых обширных двора — это примерно половина работ, вторую часть обещают открыть к 2014 году. И тем не менее сегодня уже ясно, что этот проект будет окончен — просто уже видно, что все получается. И то, что вышло, производит настолько сильное впечатление, что даже не вполне понятно, как это могло произойти.
Непонятно, как удалось не украсть все деньги — сначала на проектирование, потом на строительство. Непонятно, как удалось не переругаться всем участникам процесса. Непонятно, как удалось договориться с охранниками памятников. У нас сейчас в Москве несчастному Дмитрию Бертману не дают перестроить для "Геликон-оперы" один задний двор усадьбы времени поздней эклектики, а тут в памятнике всемирного значения перекрыто пять дворов размером с большую городскую площадь и никто не выходит на улицы и не бросается под экскаваторы. Непонятно, как получилось, что строители не изгадили проект, не съели архитектора и не заменили его своими безымянными изготовителями рабочей документации, что происходит у нас на всех больших проектах. И главное — непонятно, как удалось реализовать именно этот проект. У нас ведь ноу-хау по большим государственным проектам — сначала высокие заказчики утверждают, что русские архитекторы в принципе не в состоянии ничего сделать и потому давайте звать западную звезду (обычно эту позицию обнародует Герман Оскарович Греф), а потом эту звезду изживают местные архитектурные чиновники и лепят свою халтуру. Словом, это получилось вопреки всему, что принято в современной России. Так что это первостатейное чудо. В одном единственном месте, но нам удалось действительно реализовать государственный Grand Project, равный по значению и качеству реконструкции Лувра Пея и Британскому музею Фостера.
Может быть — и вероятнее всего, это произошло благодаря Михаилу Пиотровскому, единственному из наших харизматических деятелей культуры, который не утонул в стройке и не потерял замысла проекта. Может быть, благодаря городской или верховной власти, которые нашли на это деньги. Но в первую очередь это праздник архитектора. Никита Явейн сегодня вовсе без поправок на местный контекст может считать себя мастером мирового уровня, одним из топ-50 мировых архитекторов. И дело не только в том, что это проект большого масштаба. Дело в том, что это очень умная, сложная архитектура. Она очень петербургская, причем не туристически петербургская, а петербургская изнутри города. Турист видит в Петербурге величественные проспекты и площади. Для человека, который там живет, это дополняется контрастом между этими пространствами и странной жизнью темных комнат в дворах-колодцах. Это такой достоевский сюжет: в "Преступлении и наказании" есть эпизод, когда Раскольников выбирается из своей норы и вдруг видит с реки грандиозный мираж столицы империи. Так вот, этот проект выстроен ровно на том, что во внутренние дворы-колодцы с выходящими сюда задними комнатами николаевских министерств, где мерзли гоголевские чиновники, приведен огромный проспект, гордое, имперское по масштабу пространство, что их столкнули вместе. Поразительным образом Никите Явейну удалось сегодня создать одно из самых острых и пронзительных мест Петербурга — аттракцион, по воздействию сопоставимый с аркой Главного штаба.
Это место, разумеется, лестница, открывающаяся в первом дворе. Проект так придуман, что первый этаж россиевского Генштаба является городским пространством, а сама экспозиция Эрмитажа располагается на верхних этажах. И вот когда вы попадаете в первый двор, там располагается лестница на второй этаж, в главную анфиладу. Представляете, весь большой двор занят одной лестницей, по эффекту это как Испанская лестница в Риме или Потемкинская лестница в Одессе. Петербург — плоский город, в нем не было раньше места для этого классического городского аттракциона — Явейн его нашел. И ведет она в перспективу из пяти огромных врат, вавилонских по масштабу. Это очень сильно.
И еще одно. Я сравниваю это пространство с Британским музеем Фостера, и по масштабу это вещи сопоставимые. Но не по настроению. Британский музей с его перекрытым двором — это очень гармоническое пространство. Там стеклянные перекрытия парят над головой спокойно — как небеса. Здесь этот первый двор сделан совсем иначе. У него кривая геометрия, все углы острые, сдвинутые. Вы входите туда и оказываетесь под лестницей, где создано очень нервное пространство, потому что шаг ступеней показан изломами линий потолка. Потом вы проходите наверх, оказываетесь перед этим амфитеатром — и вдруг обнаруживаете точку, где хаос ломаных линий совершенно театрально собирается в правильную перспективу, ведущую туда, в порталы. Смутное, нервное пространство вдруг выстреливает в триумфальный, торжественный путь.
В каком-то смысле это действительно путинский Grand Project. Его эффект в том, чтобы из затесненного, нервного хаоса сталкивающихся ломаных линий подняться, взлететь и увидеть перед собой грандиозную перспективу. Это у нас ничего в реальности не получилось, но мечта-то была. Талантливая архитектура обладает таким свойством: делать идеалы материальными. В данном случае материальной сделалась государственная идея. Наверное, это может раздражать, но и во времена Росси николаевская реальность была сравнительно отвратительна рядом с ансамблем Дворцовой площади. Давайте оценим Никиту Явейна. Благодаря нему у потомков есть шанс думать о нашем времени значительно лучше, чем оно было на самом деле.