Всесоюзная выставка достижений народного хозяйства в этом году отмечает сразу две праздничные даты — 60-летие первого открытия и 45-летие второго. Несмотря на годы и перемены, она продолжает оставаться крупнейшим культовым комплексом столицы.
Советская история легко прочитывается в жанре трагикомедии. Но иногда детали этой истории рисуют картину сознания столь безнадежно чужого, что не выходит ни комедии, ни трагедии, потому что невозможно ни сочувствовать, ни смеяться. Можно только застыть в удивленном недоумении — как перед почитателями культа Вицыпуцли, справляющими свой древний прекрасный ритуал.
В центре ВДНХ, напротив павильона "Механизация", впоследствии "Космос", располагалась статуя Сталина работы скульптора Меркулова. Естественно, до того как выполнять большую статую, сделали модель. В момент монтажа возникла проблема: что делать с моделью? Уничтожить Сталина — кощунство. Варианты — сдать в музей ВДНХ, коего еще нет, но будет, в какой-нибудь центральный, где их и так хватает,— отметались один за другим. Конечное решение оказалось гениальным: модель поместили внутри большой статуи.
Этот пример, впервые приведенный Вадимом Паперным в его книге "Культура 2", более чем показателен. Музей в культуре ХХ века заменяет собой храм, но идея музеефикации кажется недостаточной. Производя фантастическое действие погружения Сталина в Сталина, строители ВДНХ совершают радикальный прорыв к столь архаической структуре культа, что культ оказывается типологически за пределами хоть сколько-нибудь умопостигаемого сознания. Кощей бессмертный--утка--яйцо--иголка. Это круче Вицыпуцли.
В этом смысле ВДНХ не идеальный город сталинизма, где все, от общей планировки до каждого конкретного павильона, показывает, какой станет будущая коммунистическая жизнь; это не модель многонационального государства, где павильоны всех советских республик группируются вокруг центрального — СССР, хотя эта программа прямо выражена эмблемой ВДНХ, фонтаном "Дружба народов". В основе всего этого лежит какая-то скрепляющая все религиозная мысль, которую определить так же трудно, как понять действия людей, укладывающих одного Сталина в другого.
Пространство заряженности культом настолько сильное, что любое явление, попадая в него, меняет смысл. Сегодняшняя ВДНХ — большая торговая площадка. Но радостно шествующая по этому идеальному городу семья, несущая в руках купленный китайский товар, как-то подозрительно напоминает героев сталинской культуры (например, из картины Лактионова "Переезд на новую квартиру"), обретших материальные блага не в процессе товарно-денежных отношений, а как-то по-другому, напрямую приобщившись к товарному изобилию. Товар для них нечто вроде "причастия", святых даров — таким искренним счастьем светятся их лица.
Задает этот тонус архитектура. Она нереально праздничная, поразительно приподнятая. Не так, как приподнимается на пуантах балерина, а как вскидывается к любимому рабочему полногрудая колхозница из спелой ржи. Возьмем, скажем, павильон "Белоруссия" с его восхитительными колоннами. Молочно белые, они увиты майоликовыми гирляндами из цветов, но так, что гирлянда немного входит в тело колонны (или колонна слегка вылезает из пояса гирлянды). Как дебелое молочное тело колхозницы при вдохе слегка выпирает из отороченного национальными орнаментами выреза сорочки.
Павильоны ВДНХ — это храмы. Но чего? Павильон "Зерно" с гигантским снопом колосьев. Павильон "Мясомолочная промышленность" — с поразительной скульптурой быка-производителя над входом. Павильон "Мед". Это тот случай, когда замена слова — не игра, но точное выражение сути дела. Храм Мяса. Храм Зерна. Храм Меда.
Выбиваются из этого ряда павильоны национальных республик. Храм Меда — это понятно, но храм Грузии — не вполне. И архитектура их другая. ВДНХ стала колоссальным экспериментом по разработке архитектуры "национальной по форме и социалистической по содержанию". Лозунг национальной формы приводил к изобретению удивительных национальных традиций, не встречающихся в реальных историях архитектур, но очень эффектных.
Речь при этом идет не о всех национальных республиках, а, так сказать, о южных. С Белоруссией, например, все в порядке. А вот павильоны "Армения", "Грузия", "Таджикистан" и "Узбекистан" и т. д.— это действительно нечто диковинное. Для того чтобы понять эту архитектуру, надо отвлечься от идеи "национальных традиций", выражающих социалистическое содержание. Конечно, павильон "Армения" можно рассматривать как древнеармянскую базилику, но не в этом его суть.
Два свойства этой архитектуры принципиальны. Она необыкновенно экзотична по мотивам — мусульманская, буддийская, китайская, всякая. И второе: в отличие от всей остальной она легка. Если Белоруссия излишне полновесна, то удивительные колонны грузинского павильона больше всего напоминают ряд танцующих джигитов, лихо взгикивающих на каждой капители.
В далекую от ВДНХ эпоху рококо (XVIII век) в европейской архитектуре возникла тема "азиатских нег" — шинуазри (китайская), тюркери (турецкая) и разная другая. Царскосельский парк под Петербургом обладает восхитительным памятником шинуазри — Китайской деревней. В XIX веке из этого родилась архитектура магазинов колониальных товаров. Как, скажем, Чайный домик на Мясницкой.
Кто помнит Китайскую деревню или Чайный домик, сразу поймет ВДНХ. Павильоны национальных республик — это храмы тех же продуктов, только колониальных. К зерну, мясу и меду добавляются чай, кофе, айва, виноград, дыни. Рахат лукум. Это таинственная религия приобщения к продуктам питания и вообще к материальным благам. Каждый продукт получает свой храм, все вместе образует единство потрясающего изобилия. Посередине стоит Сталин в роли кормящего отца.
Таинственность этой религии — в ее неправдоподобной простоте. Нет, конечно, архаические племена грешили против заповеди Остапа Бендера "не делайте из еды культа", но все же кажется нереальным, чтобы столь открытое питательное изобилие вдруг в ХХ веке заменило религиозное чувство. И трудно понять, как центральный ансамбль советской страны может быть организован вокруг такой простой темы, как еда.
Главный ритуал советской власти, когда каждое 7 ноября здравствующий лидер забирался на отверстые мощи отца-основателя и оттуда помахивал рукой проходившему мимо населению в смысле "здравствуй, племя молодое", тоже отличался какой-то неприличной архаичностью. Но все же в нем была тайна — как-никак покойник. А тут "Книга о вкусной и здоровой пище", развернутая на нескольких гектарах в виде величественных храмов.
Размышляя об этом, вдруг понимаешь всю глубину той метафизики, которая стоит за религией пищи. Студентом меня всегда поражало, чего это Ленин накинулся на эмпириокритицизм. Ладно бы с Ницше полемизировал, с Бергсоном — так нет, какие-то Мах с Авенариусом, глубоко маргинальные граждане. Но там, в "Материализме и эмпириокритицизме", содержится главное, вокруг чего все вертится.
Нет ничего, кроме материи. Материя — это все. У нее нет начала и конца, электрон также неисчерпаем, как и атом. Это принцип материальности, и он запределен. Нет Бога, кроме материи, и эта материя материей же дана нам в ощущение.
В это надо поверить, а чтобы поверить, нужно ощутить Материю как Благо. Материя как Благо — это Еда. Много еды. Нереальное пищевое изобилие. Победивший материализм — это хлеб, мясо, мед и рахат лукум с корицей, выпирающие из рога изобилия, как убегающая манная каша. И тело, здоровое, белое, которое все это ест и полнеет. И счастливо, и благодарит.
Именно эта религия соединяет вместе советские республики в едином коммунистическом хороводе. Все остальные советские идеи — мировая революция, социальное равенство, борьба за мир и т. д.— это, так сказать, побочные продукты.
На ВДНХ находится главное святилище страны победившего социализма. Я даже полагаю, что постоянная неспособность советской власти накормить население — продолжение этого едового культа. Чтобы материя была по-настоящему всеблагой, она не должна быть по-настоящему данной в ощущение. Она должна даваться в это ощущение в метафизическом смысле. В Святилище Еды.
Отца снесли, а религию кормления заменили товарно-денежные отношения. В этом смысле нашествие сегодняшней торговли на ВДНХ есть акт, синонимичный обживанию варварами римских форумов. Но, с другой стороны, всякая древняя религия в местах своего культа как-то сама собой просыпается. Люди, несущие товары из храмов товаров, исполняют древний советский ритуал кормления.
А что за деньги — это, конечно, грех перед Едой. Но кто без греха?
ГРИГОРИЙ РЕВЗИН
Павильоны ВДНХ — это храмы. Храмы продуктов питания