Атака поклонов

Юбилей Майи Плисецкой в Москве

Гала балет

В Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко состоялся гала-концерт "Ave, Майя!", организованный Благотворительным фондом имени Мариса Лиепы и посвященный 85-летию Майи Плисецкой. Рассказывает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

Десять дней назад день рождения Майи Плисецкой отмечал Париж на сцене Theatre des Champs-Elysees (см. "Ъ" от 8 декабря). Судя по всему, московский концерт, тоже срежиссированный Андрисом Лиепой, отличался от парижского немногим. В частности, в Москве иностранных артистов не было вовсе, а декоративную псевдофокинскую "Шехерезаду" в исполнении Илзе Лиепы и Николая Цискаридзе заменил "Послеполуденный отдых фавна" в постановке Вацлава Нижинского, отредактированной господином Лиепой и с теми же народными артистами в главных ролях. Их способность превращать любое произведение в нечто необязательное вроде настенного ковра в гостиной поистине удивительна. Благодаря совместным усилиям исполнителей из "Фавна", поставленного как древнегреческий барельеф на профильных позах, выветрился не только весь его радикализм, но и пряная эротика эпохи модерна, поражающая зрителей без малого 100 лет. Господина Цискаридзе хвостик на его костюме и различные части собственного тела интересовали куда больше, чем торчащая перед его глазами монументальная Нимфа. А госпожа Лиепа, явно не удовлетворенная подсобной ролью, добавила в произведение Нижинского два лишних дефиле — как раз во время фетишистских манипуляций Фавна с покрывалом Нимфы, отчего те (при живом-то объекте) утратили всякий смысл.

Конечно, можно и даже должно восхищаться мужеством и физической формой 47-летней Илзе Лиепы, родившей в этом году ребенка и опять танцующей с прежним энтузиазмом. Однако любовь к профессии не достаточное основание, чтобы на концерте в честь Майи Плисецкой молодая мать битых четверть часа, заимствовав бежаровское покачивание, обнимала табуретку и себя самое под "Болеро" Равеля. Эстрадного номера "Встреча", в котором госпожа Лиепа с равной убедительностью изображает мужчину и женщину, было бы вполне достаточно для выявления многогранности ее дарования.

За современность в концерте отвечали еще два причудливых номера, равно далеких от здравого смысла. В одном из них Владимир Шкляров пытался танцевать, не выпуская из рук предмет, похожий на лист жести, который (как выяснилось после того, как артист хорошенько потоптал его, а затем обтянул им свою физиономию) оказался куском серебристой ткани. Странный аксессуар танцовщик отложил в сторону ближе к финалу, чтобы сделать круг jete en tournant и "умереть" у задника под нарисовавшимся цветком. Номер назывался "Реквием Нарциссу". В "Цветах осени" покойного Евгения Панфилова самым примечательным было переплетение тел партнеров в начальной и последней позах номера: мужчина задирал ногу на 180 градусов, прижимая тело к опорной ноге, а женщина располагалась на этой вертикали затейливым образом, в финале — вниз головой. В остальное время они старались распутать свои завязанные узлом тела, но, распутавшись и разойдясь в разные концы сцены, не сделали ничего такого, ради чего стоило бы освобождаться.

Все остальное было классикой — той самой, которую Майе Плисецкой, по ее собственному признанию, надоело танцевать еще в середине 1960-х. Свежее всего выглядело па-де-де из "Талисмана", числящееся за Мариусом Петипа. Да и прима Большого Мария Александрова исполнила его превосходно: живо, изящно, бесшумно пролетая в больших прыжках и вкусно подчеркивая контраст между нежными плетениями рук и бисерной работой ног. Ее кавалер Михаил Лобухин летал энергично, поддерживал партнершу умело и, хотя сбоил на выходах из вращений, каждый раз умудрялся заретушировать брак стабильной финальной позой. А вот премьер Мариинской труппы Владимир Шкляров в качестве партнера оскандалился. Воздев Викторию Терешкину (балерина стройная, хоть и не маленького роста) на верхний арабеск в финале адажио из "Дон Кихота", сгрузить ее на нижнюю "рыбку" не сумел — стал угрожающе валиться вперед, но не потерявшая самоконтроль Виктория, опершись руками на пол, спасла обоих от окончательного падения.

К счастью, этого казуса не видела Майя Плисецкая, отправившаяся за кулисы, чтобы выйти на сцену и порадовать зал своими фирменными поклонами, которые у нее никогда не бывают одинаковыми. На сей раз, услышав запущенную музыку "Болеро" и вспомнив свой триумф в одноименном балете Бежара, балерина сымпровизировала один из его фрагментов — тот самый, в котором героиня делает руками пассы, поочередно простирая их к публике. Московский зал забился, застонал: нечеловеческая энергия, извергающаяся из каждого движения Плисецкой, непобедимая свобода рук, красота мощного жеста и полыхнувшее из глаз сияние экстаза ввергли публику в восторженный транс. Титулованные артисты, пытавшиеся танцевать на этом вечере репертуар великой балерины, стояли у задника шеренгой робких новобранцев.

Спору нет: на юбилейные концерты в честь Плисецкой стоит прорываться любыми способами ради этих финальных минут, искупающих любые несуразности программы. Но в памяти всплывает кремлевский концерт пятилетней давности, отважно-изобретательный и жизнелюбивый, как сама юбилярша. В эксклюзивно-шуточном "Дон Кихоте", придуманном главными российскими затейниками Алексеем Ратманским и Дмитрием Черняковым, смешались хип-хоперы и "классики", шаолиньские монахи и солдаты из ансамбля Александрова, танцоры фламенко и театральные билетерши. И во всем этом увлекательном "безобразии" Майя Плисецкая, всю жизнь боровшаяся против косности, участвовала самым непосредственным образом. Тогда это казалось вполне нормальным, но сегодня, с пятилетней дистанции, задорный гала-2005 выглядит неправдоподобно прогрессивным. А неизбежной, хоть и печальной, нормой смотрится как раз нынешний рутинный концерт. Так юбилеи Майи Плисецкой, останавливая быстротекущее время, дают прочувствовать поступь неумолимо надвигающегося консерватизма.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...