Премьера театр
Петербургский Небольшой драматический театр в рамках проходящего в театре "Балтийский дом" чеховского фестиваля "Дуэль" показал премьеру нового спектакля Льва Эренбурга "Три сестры". Смотрела ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Это уже третьи "Три сестры", участвующие в "Дуэли": фестиваль открывал ярославский спектакль Сергея Пускепалиса, а затем показали "Драй швестерн" Белорусского театра кукол в постановке Алексея Лелявского. Немками в белорусском спектакле чеховские сестры стали не столько из-за предположения, будто прототипами Прозоровых были пермские сестры Циммерман. Скорее это был знак приверженности фарсовым, комическим мотивам чеховских пьес. Ярославские и минские "Сестры" при всей разнице сценических фактур и приемов обнаружили в этом смысле много общего. И даже общий лейтмотив тоски по утраченному счастливому прошлому слишком нарочито объединял эти спектакли. Формально спектакль Льва Эренбурга мог бы вписаться в этот ряд: гротесковая стихия переполняет его спектакль. Но, в сущности, "Три сестры" Эренбурга совсем другие.
Художник Валерий Полуновский выстроил по периметру дома Прозоровых длинные ряды пустых казенных гардеробных полок с крючками. В центре — стол под белой скатертью, c хрусталем и белой сиренью. Это не салон для изысканных кавалеров, а гостеприимный дом, открытый для всех бесприютных офицеров co всеми их ранениями, наградными крестами и орденскими ленточками в качестве подарка на именины. В спектакле у офицеров даже в воспоминаниях о чихиртме и черемше читается не интерес к кулинарии, а память о местах дислокации. Они могут быть пьющими и нервными. Но в этом доме они привыкли галантно и по-домашнему охранять сестер, служить им, завязывать шнурки на ботинках. Преданно носить на руках, оберегать от конфуза, ведь попивающая Ольга теперь не всегда может устоять на ногах. Эту роль остро, эксцентрично и вместе с тем очень аккуратно играет Татьяна Рябоконь.
Впрочем, почти все роли отточены в спектакле до четкости живых портретов. Младшая Ирина (Мария Семенова) из сестер самая суровая и строгая. Она хромонога, но подчеркнуто сосредоточенна и серьезна, чем-то напоминает народоволку. Гибель жениха для нее не несчастный случай, скорее проявление неизбежности рока. В сцене объяснения с Тузенбахом (Кирилл Семин) она пересаживает цветы, и их первый пробный поцелуй скрипит землей на зубах. Но физиологичность далека от натурализма — она перерастает в гротеск и служит созданию именно что психологического портрета. Наташа (Светлана Обидина) узнает время по поступлению молока в грудь, и Андрей (Даниил Шигапов) это молоко отсасывает и сплевывает. Соленый (Вадим Сквирский) вырывает себе больной зуб, харкает кровью и моет пол собственной исподней рубашкой. А когда Ирина не может пересилить боль в хромой ноге, сестры подхватывают ее и заклинают "левой, левой": они не просто балованные взрослые командирские детки, а дочери военного, делившие с отцом его судьбу, умеющие подставить плечо, вымуштрованные самым интеллигентным образом.
Но от их дома уже ничего не осталось. Носится в стеганом халате и ночной рубашке бездумная в своем животном, инстинктивном желании построить свой дом на месте распадающейся семьи Наташа, орет на тихого Ферапонта. Закутанный в какое-то бабье тряпье сторож (роли старой няни и обоих поручиков в этом спектакле сокращены) дает вместо соски ее ребеночку пережеванный зефирчик, завязанный в замусоленный платок. Очень трогательно и комично играющий эту роль Сергей Уманов занят одновременно и в роли Кулыгина, обычного человека. От сцены к сцене накладной живот расхристанного, усыпанного какими-то ниточками Андрея (Даниил Шигапов) становится все больше, в полях его шляпы, как рога, застряли какие-то ветки. Он не только заложил дом, а уже ворует вилки со стола, тырит у военных портсигары и даже пытается стащить у доктора (Евгений Карпов) хирургические ножницы.
При всей фарсовой подробности в "Трех сестрах" нашлось место и лирической недосказанности. Конечно, нет сомнений в осуществившемся романе Маши (Татьяна Колганова) и Вершинина (Константин Шелестун). Но почему-то именно Ольга, так игриво вспоминавшая прозвище "влюбленный майор", рыдает при прощании с ним. А Вершинин не помнит, в кого он тогда был влюблен: он страдает от контузии. Но не насмешка над чеховскими героями, не сострадание к ним и не их ностальгия становятся содержанием спектакля Льва Эренбурга. А честное отношение к горю, которое необходимо перестрадать. Зачем? Так ведь, как сказано у Чехова, если бы знать. Во втором действии Ирина судорожно ищет в своих приготовленных к отъезду вещах мешок с зернами, мелет ушедшему на дуэль Тузенбаху кофе. И домашний запах из кофемолки смешивается с их беззвучным горем.
В своем иногда замечательно непочтительном к классическому тексту трагифарсе Льву Эренбургу удается достичь главного чеховского содержания: как бы нелепа, жалка и комична ни была жизнь его героев, боль их от этого только усиливается. В финале сестры, единственный раз за весь спектакль, собираются в единую группу, по лицам их текут слезы. Ольга читает знаменитый монолог, четко расставляя знаки препинания, как текст, смысл которого не подвергается сомнению.