Фестиваль танец
В Москве на фестивале, посвященном десятилетию российского агентства театров танца ЦЕХ, показали свои проекты шесть французских авторов, возделывающих ниву современного танца. Новейшие тенденции пыталась разглядеть ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Все выступавшие попали в Россию впервые благодаря CulturesFrance — организации, ответственной за распространение по миру актуального французского танца, с энтузиазмом поддержанной Французским культурным центром и самими цеховиками. Наибольший успех имели хореографические исповеди, наименьший — работы абстрактные, связанные с исследованием пространства, времени, взаимоотношений движения и звука.
Так, именно негуманные электронные децибелы прогнали с тягучего "Морского пейзажа" Мириам Гурфинк четвертую часть публики во главе с некоей беременной любительницей contemporary dance. И именно принципиальное игнорирование музыки Стравинского хореографом Эммануэлем Гатом (чуть ли не дирижером по первому образованию) обесценило его "Весну священную". Все 35 минут спектакля пятеро артистов плясали сальсу — то на освещенном ковре в центре сцены, то в ее темных углах: с непроницаемыми лицами лихо двигали бедрами, мастерски закручивали и меняли партнеров, не обращая внимания на превратности музыкальной драматургии. Похоже, хореограф скрестил латиноамериканские интимности с первобытной мощью партитуры с единственной целью — шокировать публику несоответствием музыки и танца. И, удовлетворенный содеянным, сам балет так и не придумал.
Отсутствием претензий и адекватным воплощением задуманного выгодно отличался Жером Бель. Хореографом его не назовешь: это скорее режиссер, набивший руку на создании спектаклей-портретов малоизвестных тружеников хореографического театра. Один из них, Седрик Андрие, в одноименном спектакле ровным монотонным голосом рассказал про свою жизнь, сопровождая монолог хореографическими иллюстрациями. Искренность этого вовсе не харизматичного артиста, сообщившего публике, что к танцу он был мало пригоден, а в одну из компаний поступил из желания переспать с танцовщиком этой труппы, оказалась лишь одним из слагаемых его успеха. Уникальность спектаклю придала возможность заглянуть в танцевальное закулисье, прожить вместе с героем будни балетного артиста — от монотонной постылости ежедневных упражнений до заунывного процесса постановки будущих шедевров. Без внешних эмоций, с большим пиететом танцовщик вспоминает восьмилетний период службы в труппе Мерса Каннингама, и бесчеловечная расчетливость искусства этого гения хореографического абстракционизма — одно из самых сильных впечатлений от спектакля "Седрик Андрие".
Идеальный баланс между частным и всеобщим удалось соблюсти Пьеру Ригалю, представившему свой спектакль "Пресс". Герой Ригаля, элегантный молодой человек в смокинге и вечерних брюках, заключенный, как манекен в витрину, в комнатку с серыми стенами, более всего озабочен тем, чтобы выглядеть comme il faut. Под прицелом красной лампочки — этаким всевидящим оком Большого брата, он пытается сохранить непринужденную позу успешного человека в самых чудовищных условиях. И когда пол уходит из-под ног, заставляя его буквально бегать по потолку, и когда конечности перестают ему повиноваться, закручивая тело в немыслимый узел, и когда потолок спускается вниз, оставляя для жизни пространство не больше гроба. Виртуозно выстроенная световая и музыкальная партитура соперничали с пластической виртуозностью самого артиста, заостряя до кафкианского абсурда содержание этой черной комедии.
И все же по сравнению с "первой волной", хлынувшей в Россию в середине 1990-х, новое поколение хореографов Франции кажется менее радикальным и более разобщенным. В сущности, привезенная в Москве французская хореография выглядела глубоко интимным актом, личным делом ее производителей. Которых тем не менее активно поддерживает государство в надежде на то, что в современном мире частные проблемы неизбежно становятся всеобщими. И, судя по бурной реакции россиян, это действительно так.