Джаспер Моррисон родился в Лондоне, но рос в Нью-Йорке. Обучался дизайну в Англии и Германии. Работал для множества компаний, традиционно сотрудничающих с дизайнерами, вроде Alessi, Cappellini, Vitra. Столь же традиционно Джаспер Моррисон считает, что метод у дизайнера универсален, каков бы ни был предмет. Его стиль иногда называют no-design. Известно, что именно это невмешательство в суть вещей является привилегией настоящего профессионала. Его работа для Rado — замечательная модель r5.5 — лишнее тому доказательство.
— У вас есть коллекция дизайнерских шедевров, авторских и анонимных, которая называется Super Normal. Я видел ее недавно в музее во Франции. Там нет часов r5.5, спроектированных вами для Rado. Почему?
— Эта коллекция составлялась два года назад, когда модель Rado r5.5 только разрабатывалась. Я r5.5 очень доволен, возможно, я их включу в свой зал славы Super Normal.
— Что вас привлекло в этом заказе, вы ведь до этого делали самые разные вещи от трамваев до мебели, но только не часы.
— Спроектировать часы — важный этап для дизайнера, это как спроектировать автомобиль. К тому же мне хотелось поработать с керамикой, а это материал, которым как раз прославилась Rado. Они раньше всех начали использовать керамику, и теперь они могут с ней делать удивительные вещи. Мне оставалось только подойти к этому со стороны эстетики — я предложил матовую поверхность, которая, на мой вкус, гораздо интереснее блестящей.
— Откуда появилось название модели r5.5?
— Я скруглил углы квадрата как раз на радиус 5,5 миллиметра. Мне всегда казалось, что правильное сопряжение прямоугольного и круглого уже говорит о том, что перед вами — точный механизм.
— Вы думали, что ваши клиенты будут внимательны к таким мелочам?
— Это были первые настоящие серьезные часы, которые я спроектировал. И вот я теперь ношу их, все время на них поглядываю и думаю: хорошо, что я их сделал как для себя. Это лучший способ, чтобы твои часы понравились другим. Не надо думать, что другие хуже тебя и хуже разбираются в дизайне.
— Какие уроки вы вынесли из этой работы и будет ли она продолжаться?
— Я думаю сейчас о часах гораздо больше, чем раньше. Понимаю, как много значит циферблат,— больше 50% удачи или неудачи зависит от него. Общая форма найдена, в этом году я еще поработаю над циферблатом, а потом мы начнем работу над новой линией — надеюсь, это будут круглые часы, но об этом еще рано говорить.
— У вас одни часы?
— Одни, вот эти.
— Сколько вообще часов нужно человеку — пять, двадцать пять?
— Я бы хотел сделать одни, которые носили бы всегда. Все равно и пять, и двадцать пять измеряют одно и то же время. К чему их менять?
— В современном дизайне процветает каннибализм: новая вещь должна убить старую.
— Я никогда не пытался уничтожить работу предшественников. Зачем? Они прошли большой путь, быть может, им немного осталось до совершенства. Я против вещи, сделанной как рекорд.
— Вы делите свою жизнь между Лондоном и Парижем.
— Да, и еще Токио.... Не забудьте Токио, это важно.
— Вы любите Японию?
— Да.
— Японский дизайн?
— Да. Мне кажется, что они делают больше современных вещей и лучше, чем делаем мы, европейцы.
— A японскую кухню?
— Да.
— Вы ведь любите готовить, говорят.
— Я очень люблю готовить.
— И что вы готовите — суши, роллы заворачиваете?
— Нет, я люблю готовить, как французская бабушка, на старый манер — с соусом и жиром, потому что только вредное вкусно. В еде я не минималист. И не демократ.
— В чем разница между демократическим и люксовым дизайном?
— Разница — как между жизнью простого человека и государственной. Я делаю для людей пылесосы и трамваи, и люди живут здравым смыслом, а правительства — каким-то извращенным. Хотя оба имеют право на существование. Для дизайнера и то и другое интересно. Я могу делать и то и другое.
— За какую работу вы не взялись бы ни за какие деньги?
— Военный заказ. Я не делал и не буду делать оружие.