— Ильдар Зиганшевич, что стало причиной судебного решения, по которому «Таттранском» должен выплатить Сбербанку 979,8 млн рублей (см. №195 от 20.10.2010)?
— С этим банком у нас было подписано соглашение о реструктуризации кредитного портфеля примерно год назад. По нему мы должны были в этом году погасить где-то миллионов 160. Но из кризиса автомобильный рынок выходил не так быстро, чтобы возможны были такого роды транши. Мы сообщили Сбербанку, что пока не можем справиться с теми обязательствами, которые были закреплены в этом соглашении. И банк, чтобы обезопасить себя, обратился в суд. Собственно иск он подал не с целью, скажем, отобрать у нас имущество и продать его, не с целью ликвидировать бизнес на этих активах. Иск в данном случае — это некий технический прием, который был нужен Сбербанку для того, чтобы закрепить свои права в отношениях с нами.
— Если вы говорите, что это была техническая процедура, то почему все-таки сразу не было заключено мировое соглашение?
— Недоработка.
— Недоработка или все-таки было противостояние кредитора и заемщика?
— Нет, противостояния не было. Просто организационная недоработка с нашей стороны. Мы где-то расслабились и перестали общаться с банком.
— После судебного решения, какие варианты реструктуризации обсуждались со Сбербанком?
— Первый вариант предполагал пролонгацию ранее заключенного с банком графика реструктуризации. Второй — передачу банку заложенного имущества в собственность с последующим предоставлением его «Таттранскому» в семилетнюю аренду с правом выкупа. Он нас тоже вполне устраивал: таким образом, мы бы полностью выплатили кредит и сохранили бы за собой помещения. Третья модель комбинированная: мы частично гасим кредит имуществом, а остаток долга выплачиваем по графику. В рамках такой реструктуризации мы должны заплатить 150 млн рублей. Отдавая имущество, мы выходим из режима просрочки, а на остальную часть делаем уточненный график с увеличением срока реструктуризации до семи лет.
— А какой из вариантов для вас наиболее предпочтительный?
— Вариант третий, комбинированный, к которому мы в итоге пришли. Он менее хлопотный по реализации — требует меньше организационных усилий. Сбербанк — это достаточно сложная структура: его отделение «Татарстан» является подразделением Волго-Вятского банка, Волго-Вятский банк подчиняется Москве. Первая либо вторая модель требуют вовлечения Москвы — соответственно увеличиваются сроки и разные организационные сложности возникают. А если мы остаемся в рамках уже подписанной схемы реструктуризации и, передав часть имущества, выходим из просрочки, то получается, что не надо согласовывать ни с Москвой, ни с Волго-Вятским банком. Все решается здесь.
— А все-таки какой риск для вашего холдинга представляло судебное решение по иску Сбербанка?
— Считаю, что здесь риск мог быть только имиджевый. Финансовых рисков никаких нет. Свое же залоговое имущество на торгах можно выкупить с дисконтом — за полцены, за треть цены. Такая операция является сверхрентабельной.
— Но у вас же есть конкуренты. Они наверняка заинтересованы в покупке ваших салонов…
— Никто на самом деле не готов выложить миллиард рублей за здания и сооружения… Но это, как я уже сказал, самый худший вариант развития событий в связи с иском Сбербанка. Мы просто за меньшую стоимость выкупили бы обратно свои производственные активы за счет рефинансирования — с другим банком бы договорились. Но такой вариант на самом деле никому не выгоден: мы бы лишились части бизнеса, а Сбербанк получил бы ненужные ему здания, сооружения. В любом кредитном центре знают, что главный актив — не здания-сооружения, а клиентская база, контракты, бизнес-процессы, которые разрушаются, если события по максимально неблагоприятному варианту развиваются.
— Но, видимо, у «Таттранскома» уже не такая репутация, чтобы ему могли дать миллиард рублей в другом банке, чтобы погасить долг перед Сбербанком...
— А не нужен был миллиард — в лучшем случае, полмиллиарда.
— Какая часть вашего бизнеса находилась, да в принципе пока еще находится под угрозой в связи с долгом Сбербанку?
— В залоге у Сбербанка находятся три наших автоцентра из двадцати. Это примерно 1/7 часть. Столько же, если считать по объему реализации.
— Какой у вас сейчас общий долг перед банками?
— Около 2,5 миллиардов. Может даже меньше, но не менее двух. Но у нас со всеми банками вопросы урегулированы. С МДМ-банком подписано соглашение об урегулировании задолженности. Мы это соглашение были готовы исполнить, но там есть внутренние организационные вопросы…
— А с ВТБ, которому вы должны по кредитам почти 280 млн рублей (см. „Ъ“ от 17.06.10), что у вас?
— Там в залоге земля, на которой ничего нет. Мы ее отдадим в погашение части кредита. Другую часть оплатим, выкупив из залога два автоцентра. По этому поводу имеются соответствующие договоренности с руководством ВТБ. Мы выкупим эти объекты в ближайшие два месяца.
— Для этого опять потребуются заемные средства?
— В небольшом размере. И они уже есть.
— Можете обрисовать вашу финансово-хозяйственную ситуацию в целом?
— Если говорить о доходности, то в этом плане у нас безубыточность. В дальнейшем мы должны перейти к категории «прибыльность».
У нас пять дивизионов территориальных: два в Казани, по одному в Кирове, в Челнах и в закамской части Татарстана. И в каждом из этих дивизионов в целом положительные процессы. Товарооборот за 9 месяцев этого года увеличился по продажам относительно 9 месяцев предыдущего года на 54%, а по России – 22%. У нас появился ряд новых проектов: мы подписали договор о намерениях на дилерство Volkswagen в городе Набережные Челны. Открытие салона запланировано до конца текущего года (см. „Ъ“ от 17.11.2010). Мы выиграли тендер на дилерство в Казани по автомобилям УАЗ, SsangYong и грузовой Fiat. Ведем активные переговоры с компанией Peugeot о дилерстве в Набережных Челнах и Казани и Citroen – в Казани.
— А от Kia вы отказались?
— Сами Kia расторгли контракт в период кризиса, полтора года назад, и это было рейдерство. Сейчас мы ведем активные переговоры по восстановлению контрактов. Мы получили письмо от президента компании Kia с предварительным согласием.
— А как изменились продажи?
— Если до кризиса мы продавали около 2000 автомобилей различных марок в месяц, то сейчас приблизительно 500. До докризисного показателя нам еще расти и расти... Сейчас лучше всего продается Skoda. Устанавливает свои позиции Fiat — автомобили гольф-класса. За месяц мы продали в общей совокупности около 150 этих автомобилей. В декабре мы должны выйти на достаточно хороший уровень продаж автомобилей Ford, хотя в последнее время продаем лишь около 80 машин этой марки в месяц, хотя в лучшие времена — где-то машин по 650.
— Уменьшилась ли доля «Таттранскома» в общих продажах автомобилей в Татарстане?
— Так получилось, что наша брендовая линейка пострадала неодинаково по сравнению с другими брендами. Поэтому мы свою долю уменьшили раза в два за счет двух факторов: первый — потеря контракта с Kia, второй — то, что пострадала брендовая линейка, по сравнению, например, с ТТС и АКОС, бренды которых не так пострадали и во время кризиса: Mitsubishi, Kia, Renault занимают в России верхние строчки рейтинга продаж. В то время как продажи автомобилей Fiat в России по сравнению с докризисным периодом практически обнулились, Mazda — тоже. Можно сказать, что нам не повезло. Кто бы мог подумать о том, что продажи Honda, которая была одним из самых лакомых брендов и которая просто органично развивалась, упадут в десятки раз. В 2011 году авторынок, если и не вернется на докризисный уровень, то, по крайней мере, значительно восстановится в течение следующего года.
— А вы можете оценить татарстанский авторынок в рублях?
— Никогда не считал. Но можно прикинуть. В Татарстане продается 2,6% всех машин в России. Без учета «Жигулей» в этом году в России, согласно прогнозам, будет продано приблизительно 1,3 млн автомобилей. А 2,6% от этого количества составляет 33,8 тыс. Надеемся, что на «Таттранском» придется 5,4 тыс. машин.