СССР с его запертыми на железный замок границами, закрытыми городами, 101-ми километрами и прописками был страной несвободного пространства и свободного времени. Ветераны андерграунда вспоминают теперь безвременье брежневского застоя с ностальгией, поскольку они — в промежутках между оформительскими халтурами в издательствах и комбинатах — были предоставлены сами себе и своему творчеству 24 часа в сутки. Может быть, оттого и искусство тогда тяготело к метафизике и мыслям о вечном. Сейчас же, в глобальном мировом пространстве относительной свободы передвижения, молодой художник работает как заведенный в режиме дедлайна и цейтнота, ежедневно рассылая пачки заявок на конкурсы, гранты, резиденции, стажировки и биеннале. Искусство, конечно, вечно, но жизнь коротка, и надо все успеть. Тут уж не до метафизики. В общем, время, что бы там ни показывали хронометры, явно ускорилось. Впрочем, дедлайн и цейтнот делают переживание мгновения и вечности еще острее.
Проект "Искусство тратить время" — о печальном несовпадении между тем временем, которое отсчитывают ходики на полке, и тем, которое определяется количеством внезапных озарений и томительных ожиданий, пролетающих, как скорые поезда, лет и длящихся веками секунд, морщин, седых волос и рубцов на сердце. Его идея принадлежит художнику и куратору Антону Литвину, этой весной выигравшему тендер Фонда развития Политехнического музея на выставки с использованием музейных экспонатов. То, что в музейной номенклатуре зовется "приборами измерения времени", сопоставлено с искусством, тоже, в сущности, занятым измерением времени — не астрономического, а относительного, личного и исторического. С современным искусством, которое — со всеми его перформансами, видео и долгоиграющими инсталляциями — за последние полвека само успело превратиться из пространственного во временное.
Двенадцать залов Центра современного искусства М'АРС уподобятся циферблату: в каждом к определенному типу часов, от наручных и шахматных до солнечных и песочных, будут подобраны работы — в том же ритме или, напротив, вразнобой. В первом зале, например, будут размеренно тикать германские, по-немецки точные маятниковые часы с боем, а на видео будет ходить по кругу, мешая ногами застывающий бетон и не давая ему застыть окончательно, Андрей Кузькин — его теперь уже легендарный перформанс длился целый день, под конец герой едва не падал от изнеможения. Это блестящий образ, выстроенный на контрасте: символ просветительского рационализма — маятник, который для пущей точности измерения помещается в наиболее благоприятную среду, и художник-романтик, которому по определению всякая среда враждебна.
Антон Литвин. «Реальность — новый наркотик», 1995 год. Рисунок, печать на холсте
Экспозиция целиком выстроена на рифмах, точных и неточных, шутливых и серьезных. Скажем, собранная Владимиром Архиповым коллекция изделий русских народных Кулибиных-Самоделкиных, даже самые анекдотичные изобретения которых — вроде больничной клепсидры, наполненной мочой,— предельно функциональны, противопоставляется декоративным до безумия, так что цифр не разглядеть, часам карельского резчика по дереву Кронида Гоголева. А панданом к будильнику послужит документация последней акции Юрия Альберта, который в дни нашей печально знаменитой выставки "Русский контрапункт" предложил открывать Лувр на минуту раньше. Публике предстоит тратить время в поисках поэтических аналогий между кварцевой "Электроникой 5" и бесконечными горизонталями фотографий Сергея Браткова, находить общий пульс у метрономов и неваляшек из видео Анны Ермолаевой и гадать, почему импозантные каминные часы зарифмованы с пародией на Штирлица в исполнении Владислава Мамышева-Монро.
В последнем зале никаких часов не будет: сокуратор Антона Литвина художник Сергей Огурцов составил шараду из работ Стаса Шурипы, Анатолия Осмоловского, Марии Дорониной и Саши Сухаревой про то, что время ничем, кроме искусства, измерить невозможно. Речь не о человеко-часах, потраченных автором на создание, а зрителем на восприятие произведения. Речь, кажется, о том, что ситуация переживания искусства — в экзистенциальном смысле высший момент человеческой жизни. Кому это знать, как не художникам эпохи цейтнота и дедлайна.
Центр современного искусства М'АРС, с 3 по 26 декабря